Какой-то невезучий сегодня денек: с утра четыре вызова, да все мелочевка, по три-четыре доллара, не больно зажиреешь.
Наконец от Иосси доносится:
— Хэлло! Кэн ай хэлп ю? Ху? Раби Нохэм?
Этого рабая я знаю, возил не раз. Ему где-то под 70, но старик крепкий, рослый, немного грузноват, белоснежная голова и такая же окладистая борода, а посередке красное пятно лица — ни дать ни взять наш бело-красно-белый белорусский флаг. Впрочем, флаг уже отменил президент-колхозник.
— Сколько человек? — кричит в трубку Иосси. — Два? А коробок сколько? Четыре? Вы хорошо сосчитали? Ага, шесть.
Иосси хорошо знает клиента, все его привычки выучил назубок, черта с два его проведешь.
— Реб Нохэм, вы не ошиблись, точно шесть? Ах, девять? Ладно, записываю. А еще что есть? Что? Пара сумок, понятно. А пара — это сколько? Нет, кроме шуток? Ага, восемь. Итого семнадцать мест. Так вам же грузовик надо. Что? Стэйшен-ваген? Рэбе, хотел бы я знать, какой идиот повезет тебя в стэйшен-вагене?! Сколько, сколько? За сорок пять я могу прислать тебе велосипед, за такие деньги только на велосипеде и ездить! Да, да, обычно 65, а с твоим грузом все 75 и ни цента меньше!
Рабби не согласен, они еще долго торгуются: наконец усталый Иосси сдается:
— О'кей! Хорошего дня!
Положил трубку, ругнулся всердцах:
— Fucking idiot!
Все понятно. Стэйшен-ваген — это я, остальные два — на выезде. Ехать далеко за город и всего за 60 долларов, рабай не из тех, кто может прибавить. Бензина уйдет долларов на 15, хозяину 15, мне, стало быть, тридцать. Не густо. Но учитывая сегодняшний заработок… Ладно, рабай, я тебе каждое лычко поставлю в строчку, никуда не денешься…
Загружаемся в трех местах. Коробки набиты религиозными книгами, сумки — всякой всячиной: от будильников до детских игрушек. И все на продажу. Мне ни радости, ни корысти таскать эти чертовы коробки, но не могу же я стоять и смотреть, как старый хрен таскает их сам и пуп у него трещит. Ну, не привык я так, не так, черт бы его подрал, воспитан. И, проклиная все на свете, тоже таскаю эти тяжеленные коробки, хотя более чем уверен, что рабай за это не заплатит.
Машину забили доотказа, до крыши, зеркало заднего вида закрыто коробками, а ехать через весь Нью Йорк. Наконец он сажает свою старуху, и мы трогаемся.
Я всегда, проезжая Бруклинский мост, которым так восхищался Маяковский, мысленно молюсь господину Богу и господину Манхэттену, чтоб по дороге не было трафика, чтоб пропустили меня по-доброму, потому как я хороший, даже очень. Но то ли Бог уже несколько глуховат, то ли рабай перешибает мои молитвы своими, но трафик есть, мы вливаемся в железный поток и ползем со скоростью три мили в час. Конечно, где уж Богу услышать мои молитвы, рабай к нему ближе.
