Бабетта сказала со вздохом:
- Мы, так сказать, платим им их же монетой. Это, правда, не очень красиво, но необходимо.
К примеру, сейчас у нас на перевоспитании господин Клеменс Вафель-Крошке.
- Да это же хозяин дома, где живет мой дядя! - закричал Конрад. Но он еще совсем недавно был дома. Самое большее час назад эта лошадь бросила ему на голову цветочный горшок!
Негро Кабалло поднял верхнюю губу и беззвучно заржал.
- А мы все одновременно находимся и здесь и дома, - пояснила Бабетта. - У этого Клеменса Вафель-Крошке есть сын, Артур Вафель-Крошке. Папаша каждый вечер на целый час запирает его на балконе, особенно, когда идет дождь. И знаете за что? Только за то, что мальчик плохо считает. А он так старается! Бедняга Артур стоит на балконе, трясется от страха и от холода, плачет, и с каждым днем становится все более бледным и хилым. Со страху он вообще уже ничего сосчитать не может.
- Мне этот старикан сразу не понравился, - заявил Вороной. - Надо было спокойненько сбросить ему на башку еще горшок-другой.
- А теперь мы выставляем этого папашу на балкон, - сказала Бабетта. - И чтоб обязательно завывал ветер. И будем выставлять, покуда он не почувствует, как же он мучил собственного ребенка. Тихо!
Они притаились.
- Вы ничего не слышите? - прошептала Бабетта.
- Там кто-то плачет и бранится. Но это где-то далеко, - сказал Конрад.
- Это старик Вафель-Крошке, - шепнула Бабетта. - Думаю, дня через три он полностью созреет и пообещает не терзать больше маленького Артура. Тогда мы его отпустим, как излечившегося.
- Ага, теперь ясно, - сказал Кабалло. - А ты сама почему здесь?
Бабетта смутилась. И наконец проговорила:
- Из-за мамы. Она совсем перестала обо мне заботиться. Утром я ухожу в школу без завтрака, потому что она еще спит. Днем мне тоже нечего есть, потому что ее нет дома. А вечером, когда я ложусь спать, ее еще нет дома. Наш школьный врач написал ей письмо, а она бросила его в печку.
- И что теперь?
- Теперь она ходит в эту школу, и мне строго-настрого запрещено о ней заботиться. Иногда я должна заходить к ней в комнату и делать вид, что я вовсе ее не замечаю. А если она говорит, что ей хочется есть, я должна притвориться, будто не слышу, уйти и петь в коридоре. - На глазах у Бабетты выступили слезы. - Мне так ее жалко! Она уже похудела на десять фунтов! Иногда, правда, я кладу ей на ночной столик бутерброд, хотя это строго запрещено.
Бабетта всхлипнула и утерла нос.
