— Не может быть, ведь это… несерьезно. Так, секс…
— Банально и обыденно, мой друг. Ты достаточно молод. Жена отказывает тебе от постели. Ты уезжаешь и живешь месяцами в Париже.
— Но она сама захотела меня отослать из дому. Она кричала на меня диким голосом. Если честно, я и представить себе не мог, что у Рамоны может быть отвратительный визгливый голос.
— Это голос не Рамоны, — тихо сказал Уильям. — Это голос ее боли, ее недоумения. Поверь мне, она сама не понимает, что с ней такое. Она чего-то хочет, каких-то перемен, но не знает каких именно.
— Но чего ей еще хотеть? У нее есть все — я, сын, дом, деньги, свобода, наконец.
— Правда? А свобода в чем?
— В жизни. Она заняла свое место в жизни и в ее рамках абсолютна свободна.
— Ты уверен, что Рамона заняла именно то место, ту нишу, к которой стремилась? Понимаешь ли, — Уильям помолчал, — есть женщины, для которых твой расклад — предел мечтаний. Они просто купались бы в таком благополучии. Но, случается, женщина в начале своего пути, или в середине, или позже что-то откладывает на потом, надеясь вернуться к этому и сделать наконец то, чего не сумела с самого начала. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Но Рамона все сделала, что хотела. У нее прекрасный муж…
— Я уже слышал о нем, — Уильям ухмыльнулся, — много хороших слов. Можешь не трудиться.
— У нее прекрасный сын.
— Это о Патрике. Дальше.
— Она никогда ни о чем таком не говорила…
— А кому ей было говорить? У нее есть близкая подруга?
— Я ее самый близкий друг, — с ехидной ухмылкой заметил Гай. — Рамона — самодостаточный человек, она не склонна болтать с разными тетками о своих личных проблемах.
— Понятно. Значит, после того, как она закончила институт…
— И, заметь, закончила прекрасно! — Этому факту было почти два десятка лет, но в тоне Гая до сих пор звучали удивление и гордость.
Уильям кивнул.
— Она вышла за тебя замуж, родила сына и…
— Жила так, как хотела.
— А может быть, как хотели вы с Патриком? — Уильям пристально смотрел на друга.
— Но все мы — единое целое, Уильям. Мой бизнес — это экономическая основа нашей семьи. Ты ведь знаешь, как и с чего мы начинали. Я смог устоять на ногах и развить свое дело, только имея крепкий тыл.
— Да, ты всегда мог укрыться в своем прекрасном доме в Сакраменто от всех биржевых потрясений. Я понимаю.
— Ты помнишь тот год, когда произошел обвал на мировом рынке вина? Я был сам не свой, я думал, для меня все кончено, и только Рамона меня встряхнула как следует. Да-да, взяла за шкирку, как щенка, и встряхнула. Я думал тогда, что напрочь потерял нюх. Но я поднялся…
