— Ну расскажи, как ты там обжилась? — спросил Евдоким Никитич, улучив после второй рюмки подходящий момент.
Ольга рассказала.
— А я ведь знал, что не приживешься ты у нас, сбежишь, — заключил он.
На это Ирина заметила:
— Смешной ты, отец! Да разве она собиралась на пожизненно в деревню селиться?
Вспоминали военные годы, крутили пластинки с морскими песнями… Потом остались вдвоем с Ириной. Что ж, можно было бы растревожить сердце и память прошлым и всплакнуть — у них судьбы равные. Но зачем? Не лучше ли потешить себя обычными бабьими пересудами — кто да что. Нет, пожалуй, самое подходящее время поведать друг дружке свои сердечные дела — и хмель, растекшийся по жилам, зовет к этому.
— Все равно уйдет Ванька от этой селедки ко мне! — смехом брызнули глаза Ирины. — А у тебя-то как? Неужели никто не нравится? Или по-прежнему все желания назаперти, Оль?
Нет, не назаперти, Иринушка! Но не услышишь ты про эти желания, про того, кто правится. Не скажет тебе Ольга ничего. Так и вернется в город.
— Выйдем в луг, Ира, — предложила она.
Изумрудная шелковистая отава искрилась под нежарким солнцем бабьего лета. А если идти навстречу солнцу — увидишь расчудесное плетение нежной паутины. Кажется, нет ни единой былинки, которая не была бы соединена с другими этим серебристым кружевом.
Ольга помнит этот луг иным — цветистым, ароматным, дурманящим. И не в те дни, когда она жила в «Авроре» и видела его каждый день во всякое время и всякую погоду. Нет. Тем нарядным лугом она шла минувшей весной. Шла не одна, а с ним, с Виктором. Пускай не здесь точно, но лугом этим, двинским.
Может, рассказать сейчас Ирине — кто этот Виктор, каким счастьем горели глаза у него и у нее, о чем они говорили и о чем молчали, рассказать все-все?.. А надо ли? Не расколется ли, не рассыплется ли это видение на кусочки, которые потом уж не соберешь вместе? Ирина вдруг не утерпит, ляпнет кому-нибудь на деревне, тому же Ивану, и пойдет гулять оно языкастой сплетней от двора к двору, не похожее на то, каким живет в Ольгином сердце. Над лугом висела переливчатая песня жаворонка, и все кругом пело, и в душе — тоже. В звуках весны было что-то очень знакомое, похожее на мелодию вальса, породнившего в октябрьский вечер два сердца.
Почему же сейчас не звенит, не льется та музыка? Ах да, Ира рядом, не Виктор!..
— Значит, все одна?
Ответить правду на этот вопрос Иры? Сказать, что есть друг, хороший друг — и все? А музыка? Ею полнится сердце… Нет, музыку словами не расскажешь.
