— Милая! — вырвалось у Ольги.
— Любила она раньше Ивана, очень любила. И к Афанасию успела привыкнуть. Он ее долго уговаривал, когда овдовела. Ласковый. На ласку-то и ответила. И тут два чувства столкнулись — к одному мужу прежняя любовь вспыхнула, к другому, ласковому да нежному, жалость сердце разбередила. Думала, водка хмелем ударит в голову, прибавит храбрости, развеселит. Решила: «Была не была — выпью!» И выпила, как мужья, до дна. Полный-то стакан! «Сердечное спасибо тебе, Шурок, — опять сказал Иван. — Это лучше всяких твоих слов». А второй-то, Афанасий-то, сует ей закуску, торопит: «Скорее, Шура, огурчиком закуси». Она отводит его руку: «Ничего, я хлебушек понюхаю». Не закусила. Афоня теперь наливает Ивану и себе. Шура свой порожний стакан отодвинула в сторонку. И сидит. И еще крепче глазами впивается попеременки — в одного, в другого. Улыбнется, сгонит прочь улыбку, вроде опечалится, задумается, потом опять хочет веселой казаться… Все, видно, гадала, которого из двоих выбрать.
— Срок-то уж очень короток — где ж тут сразу решишь, — вставила Валя Грекова.
К окну «До востребования» подошел Виктор. Он не первый раз появлялся здесь с той поры, как доставил Ольге ее Сашу. Поздоровался:
— Здравствуйте, Ольга Ивановна.
— Здравствуйте, Виктор Михайлович. А вам опять писем нет.
— Ничего не поделаешь… Наверно, чернила высохли или перья поломались… Оля, можно вас спросить: вы когда кончаете работу?
Ольга смутилась, но ответила:
— Еще не скоро.
— Тогда до свидания.
Валя Грекова — тут как тут:
— Что я говорила? Влюбился он в нашу Ольгу. Точно!
Ольга даже привстала:
— Что ты мелешь, Валька? Человек ждет важное письмо, а ты…
— Раньше он почему-то не получал здесь ни важных, ни других каких.
— Хватит вам болтать! — остановила их пожилая работница. — Тетя Паша, доскажи, чем же все кончилось.
— А кончилось плохо. Решать Шуре было тру-удно. Мужья-то один одного лучше… Они снова налили — теперь по полстакана. Шура встала улыбчивая, пошла за чем-то на кухню… Пошатывается. Хмель свое берет. А мужья не замечают, беседуют себе, и в разговоре ни тот, ни другой Шуры не касаются — будто ничего промеж их такого нету, друзья друзьями. Долгонько они так сидели, уж водка кончается. И тут Афанасий хватился: «Что ж это Шура-то не с нами?» Иван по-своему понял ее уход: «Наверно, надоело ей нас слушать да на пьяненькие наши рожи глядеть». Беседа их после того не пошла. «Может, позвать Шуру?» — беспокоился Афанасий. «Пойдем посмотрим, не плохо ли ей», — согласился Иван. Пошли на кухню. Нет там Шуры. Спросили у соседки — и к ей не заходила. Афоня кинулся на улицу. Нет и там. Да и прохладно было — не усидишь на улице. Тогда он полез на чердак. Чуяло сердце-то. И только голову просунул — ка-ак закричит!.. Там, на чердаке, висела она, родная, в петле…
