Смех военачальников зазвучал еще громче, когда из ханской юрты раздались громкие стоны и вскрики насилуемой русской невольницы.
Ругаясь сквозь зубы, Гуюк-хан направился широким шагом к стоянке мангутов, костры которых дымили неподалеку в редком березняке.
Вождя мангутов звали Бельгутей. Он был гораздо моложе Таян-хана, но имел такое же крупное телосложение и широкое лицо с обвислыми щеками. Лекарь-уйгур накладывал повязки из полос тонкого белого полотна на раны Бельгутея, когда перед ним предстал рассерженный Гуюк-хан. Бельгутей сидел на низенькой скамеечке обнаженный до пояса, а лекарь ходил вокруг него, обматывая его мощный торс длинными лентами из тонкой материи.
– А, Гуюк-хан! – морщась от боли, проговорил Бельгутей. – Входи, садись. Ты тоже надумал последовать за мной и Таян-ханом. Верно надумал! Надо поскорее уходить из этих лесов и болот в наши привольные степи!
– Нет, Бельгутей, я здесь за тем, чтобы вернуть тебя и твоих людей обратно в свой стан, – сказал Гуюк-хан, усевшись напротив вождя мангутов. – С каких это пор, дружище, мангуты уподобились трусам и предателям! Все твои подвиги в сечах с урусами, Бельгутей, оказались сведенными на нет после этого позорного бегства. Скажи, ты сам додумался до такого или пошел на поводу у Таян-хана?
– Взгляни на меня, Гуюк-хан, – после краткой паузы произнес Бельгутей. – Взгляни повнимательнее! Видишь, я весь изранен, как волк, дравшийся со сворой собак. Две раны от копий урусов никак не заживают, постоянно ноют, доставляя мне мучения. Я с трудом сижу на коне. У меня не хватает сил, чтобы натянуть лук. Ну, какой из меня теперь воин? – Бельгутей тяжело вздохнул. – Мне нужно отлежаться, иначе конец. Так говорит мой лекарь.
– Ты совершишь роковую ошибку, Бельгутей, если не прислушаешься к моим словам, – продолжил Гуюк-хан. – Знай, я могу тебя простить за твой малодушный поступок, но от Бату-хана ты прощения не дождешься. Скоро Бату-хан прибудет к Кизель-Иске со своими отборными войсками. Вернись в мой стан, Бельгутей, и ты избежишь гнева Бату-хана.
Бельгутей оказался глух к увещеваниям Гуюк-хана. Он страдал от ран, скорбел по своим погибшим воинам, не желал и слышать о новых сечах с урусами. «Еще две-три битвы с урусами – и из мангутов никого не останется! – с горечью сказал Бельгутей. – С кем я тогда вернусь в наши монгольские степи? Как посмотрю в глаза женам, сестрам и матерям в наших кочевьях?»
К концу дня Гуюк-хан прискакал назад в свое становище под Козельском. Он вернулся один.
