Тамара встревоженно осмотрела комнату, отыскала взглядом джинсы и с облегченным вздохом потянула к себе. После вчерашнего дня она поклялась надевать их едва ли не в постели. По крайней мере, пока не уедет из Питера.
Хватит нарываться на этого… с именем… в неглиже. Как вчера при всех ляпнула бессовестная Динка — без штанов.
Натягивая джинсы, Тамара неприязненно косилась на окно: ну и погода! Даже не верится, что сегодня десятое июня. Летом пока и не пахнет. Зато пахнет затяжным дождем, мокрым асфальтом и бензином. Большим и довольно грязным городом пахнет, вот как.
Занесло ее в Питер!
Решив, что футболку можно не переодевать, она ничуть не хуже той, в шкафу, Тамара показала кулак насторожившемуся Крысу — пес мгновенно отвернулся — и на цыпочках проследовала к подоконнику. Ей совершенно не хотелось спугнуть Динкиного нового знакомого. Или знакомую.
Интересно, кто отправляет ребенка на прогулку в такую несусветную рань и в такую же несусветную погоду?
Ответ — никто.
А Динка вся в мать. Абсолютно неразборчива в знакомствах. С нее глаз нельзя спускать. А еще лучше — посадить под замок. И чтоб окно с решеткой.
Решено — сегодня же в музей! Сразу после завтрака.
Под окном шокированная Тамара увидела вовсе не мальчика или девочку Динкиного возраста — желательно из приличной семьи!— а старого, премерзкого вида нищего. Он сидел скорчившись у самой стены и жадно поедал — Тамара мысленно ахнула — испеченные вчера вечером пироги с капустой и яйцами. Вера Антоновна постаралась.
Оголодавший старик даже не ел пирожки — заглатывал. При этом урчал, постанывал, кряхтел, давился, то и дело облизывал грязные пальцы, и крошки летели во все стороны.
Неопрятная седая голова; драный, когда-то серый плащ; обтрепанные сизые джинсы; жалкое подобие кроссовок на голых ногах и запах, запах! Вернее, вонь. Сложнейшая смесь застарелого пота, тысячу лет немытого тела, спирта и мочи.
Динка сошла с ума!
Или сумасшедшая от рождения. В мать.
Тамара стояла за спиной племянницы и старалась не дышать. Крыс по-прежнему делал вид, что интересуется лишь собственным отражением в оконном стекле и хозяйки не видит.
Динка сочувственно спросила:
—Наелся?
—Почти,— пробормотал бомж, принимаясь за следующий пирог. Он икнул, смахнул крошки с седой бороденки и выдохнул: — Не помню, когда домашнее-то в последний раз пробовал. Спасибо тебе.
Тамара судорожно сглотнула, преодолевая рвотный позыв. У нее вдруг исчезло желание вмешиваться. Пока Динка болтает с нищим из комнаты — ничего страшного. Главное, чтоб девчонка не потащила старику из чужой квартиры что-нибудь еще.
