Лишь после нескольких недель таких совместных размышлений они заговорили об эпилептическом припадке Галы. В тот вечер они лежали под деревом перед пивоварней посередине площади с оживленным трамвайным движением. Солнце отражалось от огромных медных котлов и сквозь ветки бросало на двух молодых людей теплые золотые отблески, так что Гале пришлось прикрыть глаза рукой. Она рассказывала о своей обостренной чувствительности к свету и о кровозлиянии в мозг, произошедшем в детстве. Из-за этого у Галы появилось черное пятно перед глазами и начались эпилептические припадки.
Я нерегулярно принимаю таблетки, — сказала она так, словно гордилась этим. — А если и принимаю, то не очень-то придерживаюсь предписаний. Вернее, совсем не придерживаюсь. Не пить, не курить, рано ложиться спать. Мне что, теперь жить, как старушке?
— Значит, эти приступы не опасны?
— Конечно, тут кое-что всегда может треснуть. — Она рассмеялась и постучала пальцами по виску.
Максим спросил себя, почему его так раздражает беспечность Галы.
— Я не понимаю, когда люди не думают о своем благополучии.
— Ты считаешь, что безопасность — лучшее, что может предложить жизнь? — спросила Гала удивленно.
Наступило молчание. Девушка смотрела на него своими большими глазами. Он вспомнил ее взгляд в ту ночь на пляже. Гала была похожа на зверя в свете автомобильных фар. Максима охватило такое сильное чувство, что он чуть не разрыдался. Он принялся целовать девушку: сначала осторожно, как в первый раз, когда он еще не знал о ее болезни. Но когда Максим почувствовал, как язык Галы скользнул к нему в рот, он набросился на нее, словно от поцелуев зависела его жизнь.
Так, не расплетая объятий, они пролежали весь день и весь вечер на газоне среди нарциссов, в центре площади. Вокруг ходили трамваи, пассажиры пытались разглядеть целующуюся парочку, катающуюся по траве. И что бы там полька ни думала, они оба впервые почувствовали тела друг друга. Время от времени, освободясь от объятий и подняв голову, Максим видел лица пассажиров. Дети махали им руками, прижав носы к стеклу, дородная женщина, державшая сумку овощей на коленях, подмигнула им. Будто все люди знали, что в жизни самое главное. Двое парней подначивали Максима непристойными жестами, а один из водителей проехался вокруг пары еще раз, изо всех сил нажимая на звонок своего трамвая. Влюбленные одновременно расхохотались, но не дали себя отвлечь. Напротив, то, что все их видят, только подстегивало Максима. Словно, демонстрируя себя всему миру, он доказывал, что живет. До сих пор ему казалось, что возможность принять участие в празднике жизни поджидала где-то в другом месте, где-то впереди — в подвальчиках ресторанов, откуда струился свет и доносилась музыка.
