Эти грустные мысли развеяла Мирабелла. Еще пару дней назад я был в отчаянии от того, что лишился дружбы Лучио, и мне казалось, будто бессловесная Мирабелла никогда не сможет меня понять. Но похоже, что я недооценил ее. Я судил о ней по ее молчанию, точь-в-точь как многие судят обо мне по моему безобразию. А надо было судить по ее редкостному милосердию и снисходительности ко мне. Она увидела мое лицо и не испугалась. Увидела во мне зверя, но дождалась, пока появится человек. Если я нежно положу руки ей на плечи или обовью талию, она не упадет в обморок и не попытается вырваться.
В этом есть горькая ирония. Как я выбрал себе подругу? Просто она единственная не завизжала при виде меня.
15 мая
Ночью приснился тревожный сон. Облаченная в развевающиеся узорчатые шелка, Мирабелла шла мне навстречу, но не приближалась ни на шаг. Ее дыхание было сладостным, как мед, мглистым, точно ладан: я вдыхал его глубоко, будто утопающий. Вдруг на ее лицо легла тень от руки, которая затем потянулась ко мне. В страхе я вздрогнул и проснулся. Наверное, я стонал во сне, потому что Мирабелла гладила мой потный лоб, стараясь успокоить. Я попытался объяснить ей свои эмоции. Но даже здесь, в дневнике, трудно описать, что я чувствую.
Что-то преследует меня во сне.
Преследует…
Я соткан из стольких мертвых тел, что не удивлюсь, если призрак пришел потребовать мое сердце обратно. Чье это сердце? Своего у меня нет. Возможно, сотни призраков преследуют меня, стремясь законно вернуть себе кисть или глаз.
Какая-то потусторонняя тень выползла из ночного сумрака и преследует меня даже наяву. Я боюсь оглянуться.
16 мая
Вчера вечером, дописав и закрыв дневник, я прислонился спиной к стене и погрузился в глубокие, угрюмые раздумья. Мирабелла сидела рядом. Сначала я рассеянно гладил ее по волосам. Они были такие растрепанные и мягкие на ощупь, что вскоре я толкнул ее на груду тряпок. Она стеснялась моих прикосновений, но не отвергала меня, словно ждала этого: словно ее решение остаться со мной уже подразумевало подобную близость. Чувства и ощущения, спавшие во мне мертвым сном, внезапно проснулись, и это пробуждение ошеломило меня.
Покончив с поцелуями и ласками или, точнее, насильно остановившись, дабы доказать ей и себе, что способен сдержаться, я перевернулся на спину. Мирабелла пристроилась у меня под мышкой и положила голову на мою грудь. Та мягко вздымалась и опускалась, точно колыбель, и Мирабелла вскоре уснула.