Мы знали, что столкнемся в пути со страшным иссушающим зноем, и помнили, что в нашем трейлере нет кондиционера. Ехать по Мексиканской пустыне, где температура не опускается ниже сорока пяти градусов, без кондиционера, да еще с ребенком, — это же чистейшее безумие, сказали нам в Масатлане. Верно, жара обязывает, и мы изменили свой образ жизни, вставая теперь на рассвете, чтобы выезжать до наступления первых по-настоящему жарких утренних часов.
Мы по-прежнему держались океанского берега, благословляя редкие дуновения морского бриза, хоть чуточку освежавшего горячий воздух.
В Гуаймасе мы временно расстались с мексиканским побережьем, помахав на прощанье Тихому океану, который так долго радовал нас, и надеясь снова увидеть его в Калифорнии. Пустыня — это, по определению, выжженная, добела раскаленная солнцем местность. И мексиканская пустыня вполне соответствовала данному описанию. Мы знали, что она тянется, пренебрегая политическими границами, до самой Аризоны. Теперь мы ехали только три часа в день, с пяти до восьми утра. После чего устраивали привал в жидкой тени какого-нибудь колючего кактуса или рахитичного деревца. В Эрмосильо мы чуть не испеклись живьем. Люк много спал, Жюли каждые полчаса смачивала ему водой лицо или обтирала мокрой губкой. Он был так измучен жарой, что почти перестал говорить.
Наконец, мы, умирая от жажды, подъехали к Ногалесу, городку на границе Мексики и Америки; предыдущий печальный опыт общения с таможенниками заставлял нас опасаться самого худшего. К счастью, в тот момент американские пограничники намертво приклеились к телевизору: шла повторная трансляция футбольного матча, чей результат, судя по их воплям, был вопросом жизни и смерти. Кроме документов, они обследовали наш холодильник, который мы предусмотрительно опустошили заранее, помня, что никаким иностранным продуктам нет доступа на американскую территорию. Наблюдая за таможенниками, куда более снисходительными, чем их мексиканские коллеги, я подумал: эти наверняка оставили бы нам Пятницу, с документами или без них. От чего зависит жизнь собаки?! И вообще, от чего зависит любая жизнь?!
Жюли не терпелось попасть в какой-нибудь национальный парк, и она спросила у пограничников, есть ли здесь поблизости что-нибудь в этом роде. «Ну как же, конечно, есть — национальный парк Сагуаро, возле Тусона, — ответили ей, — примерно в шестидесяти милях отсюда». Итак, мы опять сменили километры на мили. А заодно снова услышали американскую речь. Зато пейзаж не изменился — каменистая пустыня Сонара тянулась до самого горизонта. Жюли сложила карту Мексики и достала американскую.
