Она вернулась, одетая в длинную футболку. Дышать стало легче. Мы сели за низкий столик, мне выпало играть белыми.
— Тристан дрыхнет?
— Угу… И вряд ли скоро продерет глаза. Они с Дэйвом вчера вылакали все, что было на судне. Таких ершей заделывали, кошмар. Мы только под утро легли.
— А тебе, я смотрю, хоть бы что?
— А мне — двадцать три года… — озорно подмигнула она и пощупала свой бицепс.
Я сделал первый ход пешкой. Я буду не я, если не выиграю эту партию.
— А тебе-то сколько лет?
— Тридцать шесть.
— Значит… тринадцать лет разницы. Это…
— Играй, — отрезал я.
Я сразу задал игре такой темп, что Нуна не могла не понять, как кровожадно я настроен. Она действовала осторожно, терпеливо расставляла ловушки, ждала, когда я попадусь. Каждый ход обдумывала целую вечность, ей нравилось заставлять меня ерзать от нетерпения. Она сама клюнула на мою наживку, это было здорово. Я наступал вразброд, скорее дразня, чем всерьез угрожая, и тем самым готовил хитроумнейшую и смертельно опасную западню: каждая сумбурная атака давала возможность стратегического отступления. Вот этого-то Нуна и не видела. Впервые я, кажется, смог заманить ее — так, что она и не заметила, — на свою территорию. Еще какое-то время она теснила меня, полагая, что победа у нее в кармане. Наконец я пожертвовал слона, и она, окончательно утратив бдительность, взяла его конем, тем самым конем, который был ключевой фигурой ее защиты. Она, конечно, это знала, но не думала, что я сумею сразу же проникнуть в образовавшуюся брешь. Я же именно это и собирался сделать, причем так элементарно, что она не разгадала маневра. Пешка уж слишком явно прикрывала ферзя. Вот чего я добивался: заморочить ее до такой степени, чтобы самое простое решение даже в голову не пришло. Делать ставку на ошибку противника в шахматах нельзя ни в коем случае, кроме одного: если это ваш единственный шанс добиться победы. Я откинулся в кресле с довольным вздохом. Нуна уставилась на меня, не понимая в чем дело, перевела взгляд на доску и подскочила, как ужаленная.
— Да это же… Ах ты… ты… — заикаясь, выговорила она.
Я молчал: не хотел портить себе удовольствие. Я ведь обыграл ее не в шахматы — в этой игре она была сильнее меня, я обыграл ее в покер. В очередной раз я вспомнил добрым словом дядю Брюса. Нуна, надувшись, щелчком опрокинула своего короля.
— Не думала, Джек, что ты такой бессовестный.
— Ничего ж себе… час от часу не легче! Ты не умеешь проигрывать… гм… это на тебя похоже. То же бесстыдство в другом обличье.
