Всю весну тянуло нынче сбегать к Кузьме, но предлога не было; не соберешься же так: шапку в охапку и пошел. И тут размочили соль. Легли спать, а соляной мешочек забыли снаружи. Ливанул ночью дождь, соль растаяла.
Сварили так, каша в горло не лезет, трава травой, а уху никто не стал хлебать.
— Арапы же мы, — сказал Максим. — Озвереешь без соли.
Тогда Макар предложил:
— Сбегаю к Кузьме. А потом на лодке догоню.
— Давай, — одобрил Максим.
Макар обогнул крайний монах, осыпь кончилась, й ол зашагал по зеленому логу. В траве густо цвели жарки, цвет их уже сыпался и летал у ног. Остро пахло молодым слизуном, и нога в траву ступала как в воду.
С верхушки монаха за Макаром следил сторожевой ворон. Прошлый год, наверное, этот же ворон сидел тут и провожал его. Тогда было чуть раньше: жарки зацветали, а на реке паслась еще не севшая на гнездо перелетная птица. В ту весну у шалаша Кузьмы тоже красным-красно цвели жарки. Племянница набрала их целую охапку, поставила в ведерке, и в шалаше или от цветов, или от ее рыжих волос заполыхало, стал виден лик на закопченной и потрескавшейся иконе.
— Эй, егоза! — кричал Кузьма. — Не запали мне шалаш.
Вечером она собиралась уезжать на буровую. Макар заседлал лошадь, приторочил рыбу — Кузьма все еще перемогался поясницей. Когда девушка садилась, Макар держал повод и стремя, и она оперлась на его плечо. Он подал ей туесок с ягодой, поправил торока. Нравилось ему хлопотать возле нее. Она чему-то засмеялась и попросила:
— Принесите, пожалуйста, напиться на дорожку.
Выпила, выплеснула из ковша, и вода рассыпалась серебряными брызгами. Лошадь тронулась, пошла по заросшей тропке, уходила все дальше, погружаясь в траву. Племянница оглянулась, помахала рукой.
— До свиданья, лесные люди!
Они с Кузьмой смотрели ей вслед, пока лошадь и девушка не смешались с кустами и сумерками.
Макар шел и вспоминал. Кузьма рассказывал, что племянница учится в Томске, на техника-буровика, но зимой после экзаменов приезжает на каникулы домой. Однажды Макар собрался было в гости, как бы к Кузьме, даже надел реглан с молниями, но взглянул на себя со стороны и подумал: «Нет, видно, ушла твоя пора ходить за такими девушками. Зачем смешить людей?» Затоковал, выпил со скуки: в городе он всегда сильно скучал, и реглан так и провисел ненадеванный. Кузьма говорил потом, что племянница приезжала зимой, жила дома две недели и будто спрашивала про «лесного человека», то есть про него. Нынче весь сезон она опять собиралась работать на умганской буровой, а ему будто бы передавала привет. Макар удивился, не поверил, но весны и выхода в поле ждал с нетерпением. В тайге мимо человека не пройдешь. В тайге человек к человеку тянется.
