Мужицкий бунт — начало русской прозы.
Не Свифтов смех, не Вертеровы слёзы,
А заячий тулупчик Пугача,
Насильно снятый с барского плеча.
Мужик бунтует против всех основ.
Опровергая кесаря и бога.
Немая Русь, обильна и убога,
Упрямо ищет сокровенных слов.
И в русской прозе отречённый граф
С огромной силой понял суть боренья:
Что вера без любви — одно смиренье,
А при любви — отстаиванье прав…
Российский стих — гражданственность сама.
Восторг ума, сознанье пользы высшей!
И ямбов ломоносовских грома
Закованы в броню четверостиший.
Гражданский стих!.. Года бегут, бегут…
И время нас стихам и прозе учит.
И сочинителей российских мучит
Сознанье пользы и мужицкий бунт.
1952
Телеграфные столбы.
Телеграфные столбы.
В них дана без похвальбы
Простота моей судьбы!
Им шагать, и мне шагать
Через поле, через гать.
Вверх по склону. И опять
Вниз со склона.
Но не вспять.
По-солдатски ровный шаг
Через поле и овраг.
Вверх по склону — и опять
Вниз со склона. И опять
Вверх по склону — на горбы…
Телеграфные столбы.
Телеграфные столбы.
1956
Приобретают остроту,
Как набирают высоту,
Дичают, матереют,
И где-то возле сорока
Вдруг прорывается строка,
И мысль становится легка.
А слово не стареет.
И поздней славы шепоток
Немного льстив, слегка жесток,
И, словно птичий коготок,
Царапает, не раня.
Осенней солнечной строкой
Приходит зрелость и покой,
Рассудка не туманя.
И платят позднею ценой:
«Ах, у него и чуб ржаной!
Ах, он и сам совсем иной,
Чем мы предполагали!»
Спасибо тем, кто нам мешал!
И счастье тем, кто сам решал, —
Кому не помогали!
1956
Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поёт мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»
Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слёзы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.
Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.
1956
Отцы поднимают младенцев,
Сажают в моторный вагон,
Везут на передних сиденьях
Куда-нибудь в цирк
иль кино.
И дети солидно и важно
В трамвайное смотрят окно.
А в цирке широкие двери,
Арена, огни, галуны
И прыгают люди, как звери,
А звери, как люди, умны.
Там слон понимает по-русски,
Дворняга поёт по-людски.
И клоун без всякой закуски
Глотает чужие платки.
Обиженный кем-то ковёрный
Несёт остроумную чушь.
И вдруг капельмейстер проворный
Оркестру командует туш.
И тут верховые наяды
Слетают с седла на песок.
И золотом блещут наряды,
И купол, как небо, высок.
А детям не кажется странным
