— Вот так и живу, Элечка, — звонко говорил он, причмокивая и звучно отхлёбывая дымившийся чай. — А вы, молодой человек, я забыл имя ваше, кем будете?
— Он мой жених, — ответила Эльза мягко, но внушительно и накрыла руку Юдина своей ладонью.
— Все мы женихи, внучка, а правильнее — кобели… Не хмурься, мелочь! Я знаю, что говорю, знаю! У меня жизнь за плечами! Я до Берлина собственными ножками дотопал, фашистов штыком кромсал! Я в колхоз пацанёнком пошёл, голыми руками землю копал, когда лопат на всех нехватало… А девок у меня было! Ой сколько девок! И какие девки были! Ядрёные казачки! Нынче таких уж нет… Так что я знаю… Это я сейчас едва ковыляю, — он звонко пошлёпал себя по худеньким ляжкам и указал худой рукой на костыли, стоявшие возле стола, — а раньше я был боец хоть куда… Я тебя чего позвал-то, внученька… Умирать я надумал.
— Брось ты, дед.
— Ничего не «брось». Моё дело старое, — старичок замахал руками. — Я смерти не боюсь, она мне теперь навроде самой нежной подруги — приласкает, успокоит… Я тебе хотел вещички кой-какие оставить…
Эльза всхлипнула.
— Ты не плач, дура. Не понимаешь ничего, — дед возмущённо затряс головой. — Я пожил вдоволь. Я человеком себя успел почувствовать. И через голод прошёл, и через сытное время. У меня счастья столько было, что с кем угодно поделиться могу… Это вы, молодёжь теперешняя, лёгкой жизни требуете, думаете, что счастье — в удовольствиях… Мы-то знали что к чему.
— Времена меняются, Макар Денисович.
— Пустое! Что вы знаете про времена моей молодости? Как сравнивать можете? Это я могу: я тогда был и теперь есть. А вы только нынешнее спокойное и зажиточное время знаете.
— Зажиточное? — хмыкнул Юдин. — Да вы посмотрите правде в глаза, Макар Денисович.
— Вы, молодой человек, мне на правду не указывайте, — постучал старик пальцем о стол. — Вон, к примеру, мать её, — он кивнул на Эльзу, — профком в клубе возглавляла. А что она умела-то? Почему посадили в это кресло? Да потому, скажу я вам, что умела она вовремя юбку задрать перед нужным мужиком. Да, внученька, мать твоя вертихвостка была знатная. Сколько я ремнём её обхаживал, да только не помогло. Слаба на передок была.
— Зачем ты маму обижаешь, дед? Мне ведь горько слышать такое.
— А мне не горько? — засмеялся он почти радостно. — Моя ведь кровинушка-то! Но я не плачу. Как вышло, так и вышло…Это ты в неё пошла.
— Куда в неё? — надулась Эльза.
— В гулянку любишь играть. До серьёзного дела у тебя охоты нет. Только бы веселиться.
