- Ты решил остановиться? - спросила она, и он уловил в голосе понимание. - Всему приходит свое время. Иногда нужно пожить другой жизнью, чтобы понять - чего лишился. Когда разойдутся наши дороги?
Кошун невольно стиснул ее грудь до боли. Усилием воли сдержал себя, чтобы не поранить прохладную нежную плоть, передвинул руку на шею женщины, сжал. Только так она останется рядом с ним! Только так. Сдавить пальцы, сломать хрупкую гортань или свернуть ей голову одним - коротким и сильным жестом. Сейчас, пока его семя не высохло на внутренней поверхности ее бедер...
- В Изириме я назову тебе последнее имя, - с трудом заставив себя говорить, ответил он. - Остальные, если где-то и находятся, то не в пределах шагганата.
- Значит, я покидаю шагганат. Когда ты меня отпустишь? - она приблизила лицо, находясь так близко, что бирюзовое сияние глаз расплывалось, словно от слез.
Он понимал больше, чем Мара сказала. Знал - без слов, но она напоминает о том, что выполняла его прихоти, отвечала на ласки, даже самые болезненные и бесстыдные, была послушна и покорна, исполняя тем самым свою часть заключенной между ними сделки. И последним заданным вопросом Мара лишь подтвердила, что готова выполнить эту часть до конца...
Хлесткие пощечины воспоминаний о времени, проведенном с ней, неожиданно ударили слишком больно. Глаза Такайры потемнели, как небо перед грозой. Никогда и никому не доставались ни сердце его, ни душа, ибо он с легкостью переступал через людей, с которыми сводила судьба. А вот поди ж ты - ранее не познанная боль при мысли о расставании с ней, и чувство, похожее на сожаление, которое возникало всякий раз, когда он думал, что распустит своих людей в Изириме. Что это - старость?
- Ты нужна мне для последнего дела, - он находил странную прелесть в том, что говорил ей правду.
Пожалуй, Мара была единственной женщиной, перед которой он не скрывал своих мыслей или не говорил о том, чего нет, чтобы добиться собственных целей.
- После можешь быть свободна. Я признаю хаг состоявшимся. Куда ты отправишься?
- Среди тех людей было несколько киотов, отправлюсь в Маору, поищу там, - быстро ответила она.
Такайра улыбнулся, хотя внутри все кипело - она боялась, что он передумает, потому поспешила с ответом. Однако Коршун был человеком слова, как бы ни неправдоподобно это звучало. Он знал, что Пресветлая сука наказывает тех, кто не признает право фиры.
