— Что же у него болит?
— Ноги.
И Мадлен исчезла, сделав грациозное движение талией, вся столь непохожая на предыдущего посетителя.
Д'Артаньян тотчас же постучался в двери апартаментов, которые занимал маршал де Пелиссар, ибо пора именовать его сообразно с полученным им новым титулом, хотя, впрочем, этому человеку, равному по способностям Леонардо да Винчи, готовому протянуть руку к солнцу и получить в наследство горы Оверни, любое предприятие было, казалось, по плечу.
Друг нашего мушкетера находился в постели.
— Дорогой д'Артаньян, ничто не может меня более утешить, чем посещение такого цветущего человека, как вы. Мне и в самом дело плохо.
— Мадлен мне уже сказала. Что с вашими ногами?
— Увы, ноги… Хотя я вывез их из Африки — страны, известной крепостью древесных пород и твердостью костей ее обитателей…
— И что же?
— Оказалось, что налетевший из Шотландии ураган уложил обоих на месте.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что капитан О'Нил трудный человек. Вы обратили внимание, какой он толстый?
— Кагс-то не очень…
— Значит, вы не поняли, что он состоит из одного только желудка. Сердце, мозг, внутренности и органы низшего порядка ужаты до минимума. Остается место для одного толькд желудка, который разросся наподобие мешка.
— Мой дорогой Пелиссон, я знал вас как инженера, астронома, математика, химика, но отнюдь не как физиолога.
— Я изучал почки и сердце, но только в молодости и мимоходом. Однако этого достаточно, чтобы поставить такой диагноз. Это существо вмещает в себя колоссальное количество жидкости, равное половине его тела, а может, и больше.
— Я б сказал, что он весит не более ста двадцати фунтов.
— Сто двадцать фунтов весу — это пустяки, но шестьдесят фунтов жидкости — это уже кое-что. В особенности если эти шестьдесят фунтов составляют семейное лекарство капитана О'Нила.
— Да, этим нельзя пренебречь.
— Вот именно.
Воцарилось исполненное восхищения молчание.
— Надеюсь, вы следите за моей мыслью, дорогой д'Артаньян, поскольку от физиологии я перехожу к упругости тел.
— Несомненно.
— С другой стороны — у этого самого О'Нила два огромных, похожих на губку уса.
— Отнеситесь к ним с должным уважением, друг мой, испанские пули не раз щекотали их, но ни разу не опалили.
— Да, да. Но я понял, в чем тут дело. Вы обратили внимание, каким образом он пьет?
— Ей-богу, нет.
— Ваш доблестный О'Нил погружает по очереди оба своих огромных уса в стакан, затем высасывает из них всю жидкость. Таким образом, не переводя дыхания, он поглощает колоссальное количество семейного эликсира.
