Наконец, явилась возможность увидеть жертву дуэли, того, кто столь нелепо пролил во имя чести свою кровь и пожертвовал блестящей карьерой ради прихоти ночного поединка, того, наконец, чье безжизненное, смертельно бледное лицо пребывало в таком контрасте с неизменно красной физиономией Планше.
Меж тем Планше не был озабочен, Планше не был печален, Планше не был в отчаяньи, Планше не был насмерть удручен: Планше играл роль смерти, ибо это он поддерживал тело своего хозяина с заботливостью матери и силой титана.
— Скорее! — воскликнул Роже. — Пусть привезут лучшего в Риме хирурга!
— Лучший в Риме хирург — это врач его святейшества, — отозвалась Мари. — Господин Пелиссон говорил о нем вчера.
— Где Пелиссон?
— Он спит, — ответствовал Ла Фон.
— Разбудите его! Дорога каждая минута.
— Что случилось? — спросила Жюли, едва раненого положили на диван.
— Мой бедный д'Артаньян! Никогда я себе этого не прощу! В каждой руке у него было по пистолету. Первый он разрядил в воздух, второй направил дулом в землю. Моя первая пуля угодила в его пистолет, ствол раскололся, обломки ранили его в бедро и покромсали живот. Проклятая ловкость или неловкость, не знаю, но я сойду с ума, если ему суждено погибнуть.
Меж тем Ла Фон приблизился к своему хозяину и попытался учтиво его разбудить.
Поскольку это не принесло результатов, Ла Фон разгорячился. В силу порочных наклонностей горячность перешла в брань:
— Винная тварь, язва моего сердца, помои моей души, хватит храпеть, только зря воздух гоняешь, один смрад!
Когда выяснилось, что ругательства не менее бесполезны, чем вежливость, Ла Фон стал трясти Пелиссона за плечо. Голова замоталась, Пелиссон не просыпался.
Тогда зловещий Ла Фон прибег к способу, достойному его подлой натуры.
Он взял кочергу, сунул в огонь, мгновенно раскалил докрасна и приложил к руке своего хозяина.
Постараемся теперь описать, что снилось в этот момент Пелиссону.
Он видел, как его летательный аппарат летает. Без малейших усилий он парил над крышами города.
Его пилот и создатель не без добродушной иронии наблюдал своих бывший собратьев — людей. Какими неуклюжими и вместе с тем суетливыми сделались они вдруг! Жалкие манекены, заводные куколки, изобретенные, чтоб позабавить его, Божьего сына.
На другой планете — Пелиссон не сомневался в этом — Бог располагает настоящими людьми для своих личных утех.
И он решил посетить эту планету.
Предприятие честолюбивое, но можно ограничить свое честолюбие. Можно избрать что-нибудь скромное, скажем, луну. Или же спикировать прямо на Венеру, слабость вполне понятная для Пелиссона де Пелиссара.
