— В нашей семье не учили лгать.
— Можете вы мне ответить, — заговорила Анна, — давала ли я вам когда-нибудь право говорить с вашим знакомым о моей бледности и о Моих слезах?
Каттау порывисто сжала руки Анны.
— Нет, госпожа, — сказала она, — никто не давал мне такого права, но я люблю вас, я ваша служанка, я считаю долгом своим позаботиться о вашем счастье. Ах! Вы не станете сердиться, когда узнаете, в чем дело. Тот, кто написал вам это письмо, спас моего отца, когда тот готов был броситься в Эско. Он отдал ему весь свой кошелек; мы были разорены, а он помог нам поправить дела. Он спас моего отца от могилы, а меня — от той распутной грязи, в какую обыкновенно падают молодые девицы, если, на их беду, у них свежее личико. — И Каттау пересказала ей сцену на мосту. — Когда отец вернулся, — продолжала она, — и рассказал мне об этой красной юбочке, которая, по словам господина Отгеваара, еще несчастнее меня и живет на дороге Сент-Аман, я сходила поболтать с соседями. Уж чего только я от них не наслушалась обо всем и вот пришла к вам; поймите же, я хочу заплатить долг признательности, и поскольку мы благодарны ему, то я хотела отблагодарить вас, потому что он вас любит. Госпожа, я не имею права говорить о том, как плохо с вами обходится муж, но, если бы вы согласились вместо него выйти замуж за того, кого все крестьяне Мелестее зовут братом бедняков, вы стали бы счастливейшей из женщин.
Да, признаюсь честно, — я бываю у него, рассказываю о вас, просто говорю о том, что сама вижу, — что вы страдаете, и, когда мы с ним, госпожа, вот так весь вечерок и проговорим о вас, мне уже кажется, ему суждено принести вам счастье, несмотря ни на что.
— Обнимите меня, Каттау, — сказала Анна, — а письмо спрячьте в свой ларчик.
Но, туг же спохватившись, Анна забрала или, точнее, выхватила письмо из рук горничной, порвала его на мелкие клочки, открыла окно и выбросила их на улицу. Дул сильный ветер: в то же мгновение вихрем их унесло на недосягаемую высоту, там они затрепетали у самого солнца как стая бабочек и принялись падать вниз, пока не скрылись за крышами домов.
Анна, сиявшая от сознания исполненного долга и опечаленная тем, что поборола страсть, следила за ними взглядом.
— Пусть так же, — произнесла она, — улетят и все мои грешные мысли!
— Бедная госпожа, — отвечала Каттау, — да вы святая!
— Надо поступать как должно, так ведь? — возразила Анна.
