— Ребята!.. Я бы, пожалуй, выпила кальвадосу… Или, в крайнем случае, утомилась рюмкой ликеру…
— До чего испорченная девчонка! — вздыхали матери.
И невдомек им была полудетская, безупречная чистота Киры; невдомек им было, что она балаболка, не вникавшая в то, о чем говорит.
— Поймите, мальчики, экзамены — это пошлость. Где ваша самостоятельность мышления? — насмешливо спрашивала у мальчиков Кира.
…У книг бывает подстрочье. У действий человека, его слов и поступков тоже есть основа, подчас глубокая и таинственная. Люди попросту не дают себе труда разобраться в ней: не всякий так вдумчив и опытен, чтобы сказать себе правду о самом себе.
Говоря по чести, все мальчики, кроме Севы, были Кире чуток скучны. Но вынести отсутствие подчинения себе от кого бы то ни было она не хотела и не могла.
«Оставь его, Кира!.. Ему так плохо!»
«Ты уверена, Зойка?.. А я хочу, чтоб ему было плохо!»
«…Ни черта не жрет, — сплетничали за спиной у Киры девчонки, — сыта мужской кровью и мармеладками».
У нее было много «подруг» — своеобразная женская армия преданных ей поклонниц. Но Кира уж как-то очень беспечно с ними рвала.
«Что делать, девочки? Я, видимо, человек дуэльный».
«Хорошо, Кирок. Ну вот, например, мы пошли на какую-нибудь вечеринку… Нас — двое. А мальчиков — десять. Все за тобой увиваются, приглашают, то-се… А меня какой-нибудь один — завалящий. Ты б рассердилась, да!»
Взмах ресниц:
«Он сразу станет мне нужен, Зойка. Именно этот мальчик».
«А как же я?.. Ведь ты меня любишь, Кира?» «Люблю. Конечно. Но… ничего не поделаешь. Это нашему государству не надо чужого. Мне отчего-то «надо чужого»… И только чужого!..»
По-настоящему Кира любила только своего младшего брата Сашку.
— Поймите, он еще не успел научиться тупости! — наивно (и лживо) оправдывалась она.
…Мать жгуче стыдилась старших своих детей, когда носила его.
— Господи!.. Пропади он пропадом…
— Ты слышал, Кешка?
— Еще бы! Ничего, Кира. Мы над ним установим шефство… Ежели что, так есть, между прочим, охрана младенчества. Не кто-нибудь!.. Не собака. Родные сестренка или братишка!..
Он родился слабый, чуть что не обреченный.
Увидев Сашу, когда мать купала его в корыте, Кира зажмурилась. От жалости у нее перехватило дыхание. В носу защекотало, будто гусиным перышком… «Подслушал, должно быть, что мама его не любила и не ждала!..»
Так думала Кира, которой было в то время тринадцать лет.
На деньги от завтраков она принялась покупать ему апельсины. Апельсины Кира подкладывала в коляску, под Сашкино одеяло. Вечером, глубоко вздыхая, она съедала Сашкины апельсины… Они были согреты его теплом.
