Для меня открылись врата мальчишечьего рая. В тот вечер я впервые в жизни сидел верхом на лошади, и тем не менее мы проехали шестьдесят миль без остановки. Джим Стентон экипировал меня с ног до головы. В хозяйстве не было других детей. На меня взвалили мужскую работу и мужскую ответственность — уход за лошадьми. Когда я погнал табун в пятьдесят лошадей галопом через холмы, не зная, что надо вести их шагом, меня поучили уму-разуму по-ковбойски: привязали к дышлу и отстегали до потери сознания.
После этой расправы я стал изгоем. Меня никто и знать не хотел. Я затосковал по вольной жизни в прерии. Убежал бы, да некуда было. Моё сердце пылало гневом, что происходило всегда, когда закон восставал против меня. Как я их всех ненавидел!
Как-то, когда я сидел у корраля, ко мне подошёл Стентон.
— Слышь, Рыжий, вот тебе новая уздечка с кисточками. Надень на лошадь.
Впервые за три дня ко мне кто-то обратился. Я расплакался.
После этого я стал для Джима Стентона чем-то вроде преданного Пятницы. Он, самый крутой парень на ранчо, пришёл утешить меня. Он обращался со мной, как с приятелем, учил ковбойскому кодексу, и после того раза, когда я прогнал лошадей через холмы, я больше никогда его не нарушал. Я был твёрд и решителен, как любой из моих сотоварищей, и приобрёл репутацию ценного работника, хотя был лет на десять моложе большинства из них.
Но тут произошла трагедия, ввергшая меня в полную невменяемость. Небольшое количество скота с ранчо О-Экс[4] смешалось с нашим. Разгорелся спор о клеймах. Джиму удалось доказать свою правоту в этом споре, и ковбои с О-Экс уехали восвояси, по виду не сильно обидевшись.
Джим спустился в загон для клеймения — присмотреться к скоту повнимательнее. Я стоял футах в двухстах от него, когда услышал выстрел, а мгновением позже увидел Педро, одного из работников с О-Экс, который уносился прочь сумасшедшим галопом.
Свершилось ужасное злодейство — я это сразу учуял и побежал вниз, к загонам. Джим скорчился на коленях с дыркой от пули в спине.
Во мне как будто всё умерло. В моей жизни это было первое по-настоящему глубокое горе. Я сидел там, держа руку Джима, вместо того, чтобы гнаться за Педро. Сидел, вытирая ему кровь платком, вместо того чтобы звать на помощь. Джим, мой единственный друг, был для меня чуть ли не богом.
По ковбойскому кодексу, убить человека в спину — тяжкое преступление. Тот, кто свершил подобное злодеяние — трус и убийца. За ним устраивают охоту, и наказанием служит смерть.
