Эльвира и Джузеппина сидели в кухне на краешке стульев, словно не у себя, а в гостях у чужих людей, и робко смотрели на домовладельца.
— Ну так что будем делать? — Голос Энрико Пессины звучал отрывисто и хрипло, точно карканье. — Собираетесь вы или нет вносить плату за жилье?
— Конечно, мы заплатим, синьор Пессина, — Эльвира была напугана визитом домовладельца и глаза ее выдавали. — Мы же всегда платили вовремя. — Она инстинктивно поднесла руки к ушным мочкам — золотые сережки, доставшиеся ей когда-то от матери и бабушки, были проданы, чтобы внести две последние платы.
— Я знаю, что вы всегда платили, но уже три месяца я позволяю вам жить в своем доме в долг.
Своей согбенной костлявой фигурой, локтями, упертыми в стол, Энрико Пессина походил на ворона: у него был длинный нос и маленькие черные глаза, в которых мерцали тусклые огоньки.
— Мы честные люди. — Эльвира прижала руки к груди, чтобы это звучало еще убедительней.
— Вот и отлично. Давайте, как честные люди, и разрешим этот вопрос.
Он разговаривал с матерью, а сам все время косился в сторону дочери, этой худышки с шелковистыми волосами и соблазнительным личиком. А когда та отводила глаза, жадно шарил своим прилипчивым взглядом по ее фигурке, отмечая нежные контуры расцветающей женственности.
— Через две недели мы погасим долг. Джузеппина скоро начнет работать. — Заметив неприятное внимание мужчины к Джузеппине, которая сидела неподвижно, с опущенными глазами, Эльвира стремилась побыстрее закончить разговор.
— Две недели — это долго. — Пессина сдвинул назад замусоленную шляпу и приоткрыл свои чувственные губы в улыбке, показывая ряд острых зубов.
— Но вы же богатый человек. Что вам стоит подождать еще немного?
Эльвира видела, как соседи ходят по двору, бросая любопытные взгляды в сторону кухни.
— Если бы это зависело от меня… — он сделал выразительный жест длинной костлявой рукой и встал.
На нем был черный костюм из бумазеи, засаленный, как и его фетровая шляпа, которую он носил и зимой, и летом.
— Я был бы рад пойти вам навстречу. Но один просит отсрочки, другой — в долг, деньги уходят, а долги остаются, — добавил он, не спуская глаз с Джузеппины.
— Сколько времени вы нам даете? — взмолилась женщина.
— Два дня, считая с сегодняшнего, — изрек он.
— А если мы и вправду не сможем?
— Тогда вмешается закон.
— Боже мой! Боже мой! — прошептала Эльвира, закрыв лицо руками.
Выселение — это означало не только быть выброшенными на улицу, но к тому же еще и позор.
