— Я отдам тебе свой чехол к спальнику, — сказал он. Потом я купил маленькие пластмассовые снежные очки — просто ради прикола — и железнодорожные перчатки, совсем новые. Я считал, что дома, на Востоке, у меня осталась достаточно хорошая обувь: я ехал туда на Рождество, а то бы обязательно купил себе итальянские горные сапоги, как у Джафи.
Из оклендского магазина мы снова поехали в Беркли, в лыжный магазин, где, когда мы зашли внутрь и к нам подходил продавец, Джафи произнес своим голосом дровосека:
— Вот, снаряжаю друзей к Апокалипсису. — И он завел меня в глубину магазина и выбрал прекрасную нейлоновую накидку с капюшоном: набрасываешь ее на себя и даже на рюкзак (и становишься монахом с огромным горбом), и она полностью закрывает тебя от дождя. Еще из нее можно сделать маленькую палаточку или подстилать под спальный мешок. Еще я купил полибденовую бутылку с завинчивающейся пробкой, в которой можно было (как я себе сказал) носить в горы мед. Но впоследствии я пользовался ею как фляжкой для вина — больше, чем для чего-либо другого, а позже, когда заработал немного денег, — как фляжкой для виски. Я купил и пластмассовый шейкер, который очень пригодился: столовая ложка сухого молока, немного воды из ручья — и вот взболтал себе целый стакан молока. Еще я накупил кипу пищевых концентратов — как у Джафи. Я в самом деле теперь был снаряжен будто к Апокалипсису, кроме шуток: если бы в ту ночь на Сан-Франциско упала атомная бомба, мне пришлось бы только пешком выбраться оттуда, если возможно, и со всей своей сушеной пищей, плотно упакованной, со спальней и кухней на собственном загривке я бы бед в мире не знал. Последними крупными приобретениями были котелки: два больших, входящих один в другой, — крышка с рукояткой могла служить сковородкой, — оловянные кружки и маленькие, подогнанные друг к другу алюминиевые приборы. Джафи сделал мне еще один подарок из собственного рюкзака: нормальную ложку, — но вытащил плоскогубцы и загнул ей ручку:
— Смотри, когда захочешь вытащить из сильного пламени котелок, только зацепи. — Я ощущал себя новым человеком.
Тем же вечером я надел свою новую фланелевую рубашку, новые носки, белье, джинсы, плотно набил рюкзак, влез в лямки и отправился в Сан-Франциско, чтобы просто прикинуть, каково ходить по ночному городу с этой штукой на спине. Весело распевая, я прошел по всей Мишн-стрит. Зашел на Скид-Роу[19], на Третью Улицу — поесть там своих любимых пончиков с кофе, а все тамошние бичи пришли в восхищение и стали спрашивать, не уран ли я иду разведывать. Я не хотел пускаться в долгие речи по поводу того, что, в конечном итоге, то, за чем я иду, окажется бесконечно полезнее для человечества, нежели какая-то руда, но пусть уж они мне скажут:
