— Что ж, твои слабости достойны восхищения. Я их покупаю. — И у нас получился замечательный волчий обед: печеная картошка и свиные отбивные, салат и горячие булочки, пирог с голубикой и приложениями. Мы так честно проголодались, что это было даже не смешно — и честно. После обеда мы зашли в винную лавку, где я купил бутылку мускателя, а пожилой хозяин и его жирный приятель посмотрели на нас и спросили:
— Где это вы, парни, были?
— Да лазили там на Маттерхорн, — гордо ответил я. Они лишь вылупились на нас, разинув рты. Я же чувствовал себя превосходно, купил еще сигару, зажег ее и продолжил: — Двенадцать тысяч футов — и мы слетели оттуда с таким аппетитом и нам было так четко, что теперь это вино шарахнет по нам будь здоров. — Старики только лыбились на нас. Мы все были обожжены солнцем, грязны — вид, в общем, дикий. Они ничего не сказали. Они подумали, что мы спятили.
Мы влезли в машину и поехали назад в Сан-Франциско, по дороге пили вино, ржали, травили длинные байки, а Морли в ту ночь действительно вел малину прекрасно и тихо прокатил нас по серым предрассветным улочкам Беркли, пока мы с Джафи дрыхли без задних ног на сиденьях. В каком-то место я проснулся совсем как маленький, мне сказали, что я уже дома, я вывалился из машины и проковылял по траве к флигелю, откинул одеяла, свернулся калачиком и проспал до следующего дня прекрасным сном, совершенно без всяких свовидений. Когда же на исходе следующего дня я проснулся, все вены у меня на ногах прочистились. Я поработал так, что сгустки крови просто перестали существовать. Я чувствовал себя очень счастливым.
Когда я встал на следующий день, то не смог удержаться от улыбки, вспомнив, как Джафи, нахохлившись, стоял возле модного ресторана и раздумывал, впустят нас или нет. Я тогда впервые увидел, как он чего-то боится. Я собирался в тот вечер рассказать ему о таких вещах, если он заглянет к вам. Но именно той ночью все и случилось. Во-первых, Алва на несколько часов отлучился, и я сидел в одиночестве и читал, как вдруг услышал во дворе шум подъехавшего велосипеда; я выглянул — там была Принцесса.
— Где все? — спросила она.
— Ты надолго?
— Надо ехать сразу же, если не позвоню матери.
— Так давай позвоним.
— Ладно.
Мы сходили на угол, к автомату на бензоколонке, и она сказала, что будет дома через два часа, и пока мы или по тротуару обратно, я обнял ее за талию и так впился пальцами ей в живот, что она вскрикнула:
— Ууух, я не выдержу! — и чуть не упала на мостовую, вцепившись зубами мне в рубашку, но тут с нами поравнялась какая-то старуха, обдав нас злобным взглядом, а когда прошла мимо, мы сплелись в безумном страстном поцелуе под вечерними деревьями. Потом рванули к нам во флигель, где она целый час буквально волчком вертелась в моих обьятьях, и Алва зашел как раз посреди наших последних почестей Бодхисаттве. Как обычно, мы вместе залезли в ванну. Было замечательно сидеть в горячей воде, болтать и намыливать друг другу спинки. Бедная Принцесса, она действительно имела в виду каждое слово, которое произносила. Я на самом деле хорошо к ней относился, сострадал ей и даже предупредил:
