Это был Ризнич. Семен недоуменно посмотрел ему .вслед. Ризнич почувствовал это. Он зябко повел плечами, как будто раздумывая, обернуться ли ему. В нескольких шагах от застекленной двери он вдруг остановился и круто повернулся, тяжело обводя глазами зал. Его взгляд медленно перебирал столики. Потом брови дрогнули: он увидел Семена. Немного поколебавшись, Ризнич медленно двинулся к нему. Семен поднялся.
— Сидите, сидите, — процедил сквозь зубы Ризнич, касаясь стола кончиками пальцев. — Теперь можно не вставать — я больше не капитан... — Ризнич болезненно и вместе с тем брезгливо улыбнулся. Ему приходилось смотреть чуть-чуть вверх — Семен был выше.
— Что вы пьете? — спросил Ризнич.
— Коньяк... Хотите?
— Вы здесь ходите в любимчиках, в этой дыре? — не отвечая на приглашение, сказал Ризнич. — Всю жизнь терпеть не мог любимчиков. — Он опять брезгливо усмехнулся. Усмехался только его маленький жесткий рот, а глаза по-прежнему смотрели мертво, не мигая. — Я пил «Кубанскую», — добавил он. — Коньяку в карточке нет.
— Давно вернулись, капитан? — спросил Семен.
— Хочешь узнать, механик, давно ли меня вывели в расход? — неожиданно переходя на ты, с циничной прямотой сказал Ризнич. — Хочешь и боишься? Не надо бояться. — Он крепко потер ладонью щеку. — Давно... Этот механик, кажется, вы зовете его Меньшеньким, отказался от денег и подал рапорт. Это же сделал старпом. Я ожидал от кого угодно, но не от него. Я пришел сюда на танкере.
— Капитан, — тихо сказал Семен, — вы плохо знаете Спасского. Если бы не он, мы бы с вами никогда не встретились на земле.
— Две капли на переборке, и уже наделали в штаны...
— Э-э... помпы не выключались трое суток. Вы же знаете.
— Все равно... Я пришел сюда на танкере и ответил на все вопросы...
Раздраженье глухо поднималось в Семене. Он отчетливо произнес:
— Я мало знаю вас, капитан. Но однажды вы не ответили на один вопрос.
— Не понимаю тебя, механик. Надо говорить прямо.
— Девятнадцатого февраля вам задали вопрос. Собственно, его задали всем, но ответить должны были вы. Капитан, помните этот день?
Семен взял со стола ножик и черенком начал стучать по краю тарелки. Чтобы лучше слышать, Ризнич пригнул голову. Губы его шевелились. Он читал: в-а-ш-и-п-о-з-ы-в-н-ы-е-п-о-р-т-п-р-и-п-и-с-к-и...
— Я думал, что имею дело с моряками, — сказал он, когда Семен закончил.
Семену был жалок Ризнич и ненавистен. Еще немного, и он бы ударил его. За все... даже за этот опостылевший зал. Отсюда легко достать. И это смешанное чувство жалости и гнева заставило Семена отвести глаза.
