Из степи налетел свежий ветер. Харламов зябко поежился, опустил воротник и прислушался. Теперь он ясно услышал, что в степи мчатся несколько всадников.
К Харламову подошел другой патрульный, пожилой шахтер в полушубке. Он молча снял винтовку с плеча и щелкнул затвором.
Топот приближался. Рассветало, и Харламов уже хорошо видел, что по дороге скачут два всадника. У одного из них поперек седла лежал большой черный тюк.
— Стой! Кто едет? — крикнул Харламов.
— Свои! Дундич! — послышался в ответ знакомый уверенный голос.
Всадники мелькнули мимо патрульных, обдав их крепким запахом конского пота, и поскакали к площади, где в станичной школе расположился лазарет.
Бахтуров сидел в ногах раненого бойца Шандора Налога и слушал, как тот рассказывал о себе.
— Да, — говорил Балог, — и вот когда в прошлом году к нам, военнопленным венгерским гусарам, пришли в одесский лагерь товарищи и спросили, кто поможет русским братьям отстаивать революцию, все мы, — он кивнул на лежавших в палате раненых, — все мы пошли без запинки.
— Молодцы венгерские гусары, — подтвердил Бахтуров, желая сделать приятное раненому и оглядываясь на застонавшего Яноша Береная, которому санитар в белом халате подносил кружку воды.
— Помрет, Янош, — тихо сказал Балог. — Жаль парня. Настоящий мадьяр. В один день диких коней укрощал…
С улицы послышался быстрый конский топот. Бахтуров поднял голову. Рассыпавшись мелкой дробью, топот замер под окнами. Бахтуров хотел встать, посмотреть, кто приехал, но дверь распахнулась, и вошел Дундич с ношей на руках.
— Привез, товарищ Бахтуров, — сказал он прерывистым голосом, в то время как приподнятый санитаром Янош Беренай остановившимися восторженными глазами смотрел на него.
Дундич развернул бурку и подхватил Катю, которая, если б ее не поддержали, упала бы на пол. Он осторожно посадил девушку на свободную койку.
Она подняла голову, медленно огляделась и увидела Бахтурова. Глаза ее округлились, брови задрожали, маленький рот приоткрылся, а выражение ужаса на тонком лице сменилось такой буйной радостью, что раненые, кто только мог, приподнялись и смотрели на нее.
— Товарищ Бахтуров! — вскрикнула Катя. — Боже мой, как же так… А я-то думала… — она закрыла лицо руками и зарыдала.
— Катюша, так это вы?! Вот не думал! — Бахтуров подошел и обнял дрожащие плечи девушки. — Успокойтесь, не плачьте, — ласково говорил он. — Посмотрите, какое у нас тяжелое положение… Ни одного врача, а раненых сколько…
