— Благослови ее господь, она, должно быть, невеста, — обратилась к ним женщина в покрывале.
— Да, мадам, это моя старшая дочь, ее свадьба через двадцать дней.
— Пусть Аллах разрешит все счастливо. А ваш жених так же красив, как вы?
Девушка посмотрела на нее, но ничего не ответила.
— Он ей не нравится, — поспешила с ответом мать. — Ничто ей на свете не нравится. Ей нужны молочные реки да кисельные берега.
— Мне нужен хороший дом, — раздраженно вмешалась дочь. — Ради чего же выходят замуж?
— Как это ради чего? — поразилась женщина в покрывале. — Да разве можно так говорить, девушка? Для кого мы одеваемся? Для кого красимся и белимся? Самые распрекрасные ткани не радуют, если они не куплены мужем!
Трамвай остановился. Беременная с подругой и мать с дочерью вышли. На мгновение воцарилась тишина. Ее нарушила старушка:
— Спаси нас Аллах, отчего это так много мух?
— Да они и впрямь такие нахальные, — поддержала ее женщина в покрывале.
— Что чума — и в доме, и на улице, никакая отрава их не берет. Была когда-то липкая бумажка, но теперь ее не достанешь!
— Липкая бумажка? У меня дома четыре мотка — все новые.
— Где ты взяла, доченька?
— Новый лавочник принес, он открыл магазин неподалеку от нас. Высокий такой, смуглый, как зовут — не помню.
— Интересно, где он ее раздобыл, я повсюду искала…
— Право, не знаю. Я как раз из ванны выходила вчера, слышу — стук в дверь. Пошла открыть, а это он с бумажкой…
— Хороший человек, ей-богу.
— Да, похоже, что добродушный.
* * *
Трамвай остановился на мосту. Старуха вышла. Кондуктор закрыл дверцу между женской половиной и вагоновожатым, и трамвай двинулся дальше. Женщина в покрывале сидела, задумавшись. Она вспомнила беременную, ее голубое платье, белую шею, ожерелье и браслеты на запястьях. Вспомнила мать с дочерью. Слова последней вновь прозвучали у нее в ушах: «Ради чего же выходят замуж?»
Память вернула ее еще дальше назад, и она увидела себя с мужем на улице Муску:
— Я голодна, повелитель, голодна…
— В чем дело, жена? Мы только что поели…
— Я не хочу есть. Тело мое голодно, оно желает этот кусок ткани.
— На сколько он потянет?
— На два, самое большее на три фунта.
— Ну иди, моя хорошая, купи.
— Пусть Аллах никогда тебя не отнимет у меня, повелитель.
И она вспомнила, как семь месяцев назад, в рамадан[11], ей принесли документ о разводе… В ушах прозвучали слова, сказанные ею женщинам в вагоне: «Дом без мужчины ничто: пол да стены, — одним словом, могила, да и только…»
