— Эй, парень! Ты всюду за мной по пятам! Не тебе ли было сказано выйти на предыдущей остановке?! Хватит, братец! Избавь меня от твоего вида!
— Минутку, уважаемый! Эй, шоколадник, дай мне плитку. — Дама в покрывале открыла кошелек, заплатила за плитку шоколада, приподняла вуаль и начала есть. — Ужасно мягкий, дорогой мой.
— Это от погоды! Очень жарко. Молочный шоколад!
— Ну, пошел теперь, мистер!
Трамвай остановился. Разносчик шоколада сошел. В трамвай вошли еще две женщины.
— О господи! И отчего это так много народу?!
— Нам придется стоять…
— Дорогая моя, не могу я стоять в трамвае — качает.
Одна из сестер-сиделок освободила место:
— Пожалуйста, присядьте, сударыня, устраивайтесь поудобнее.
— Спасибо, дорогая. Я вас потревожила.
Напротив женщины в покрывале села беременная. Она тоже полновата и белокожа, но ей нет еще и двадцати двух. На шее у нее поблескивает золотое ожерелье, запястья в браслетах — по всему видно, живет в благополучии.
— Билетики, сударыни. Куда желаете?
— Два до конца.
Беременная уплатила за обеих, кондуктор дал ей сдачу и ушел, не закрыв дверцу между отделениями трамвая.
— Дай мне твои вещи, Фардус, — обратилась беременная к подруге.
— Я пойду сяду там, дорогая, — сказала та. — Там никого нет.
— Но там же мужчины…
— Ну и что? Не съедят же нас мужчины!
— Ей-богу, она права, — сказала женщина в покрывале, бросив обертку от шоколада. — Это мы едим мужчин, а не они нас.
— Это как?
— Как? Есть ли нужда спрашивать, мадам? Разве Еву сотворили не из ребра Адамова? Какая нам цена без них?
Женщина стянула с плеч покрывало, и оно легло вокруг нее.
— Вы преувеличиваете, сударыня, — повернулась к ней одна из сиделок. — Разве мы им не служим, не ухаживаем за ними? Не мы ли приносим им детей и создаем домашний очаг?
— Дом? Женщины, дорогие мои, ей-богу, дом без мужчины ничто: пол да стены — одним словом, могила, да и только. Пусть Аллах не осудит слышащих мои слова и никогда не лишит их мужчин.
Все засмеялись, даже гречанка. Говорившая невозмутимо оглядела всех, не видя причины для веселья, и продолжала:
— Когда мужчина возвращается домой, к семье, этому мгновению нет равного на свете: «Эй, жена, возьми-ка разрежь этот арбуз. А почему дверь была открыта? Встань-ка, прогони мух да задерни шторы: вздремнуть хочется». А как хорошо посидеть вместе вечерком на балконе, ты рассказываешь ему, что у тебя на сердце, он — тебе…
Дверца открылась, вошел кондуктор. Женщина в покрывале замолкла и стала смотреть в окно на длинную улицу. Каср ал-Айни. Через мгновение трамвай остановился. Гречанка и сиделки вышли, мать пересела к дочери.
