Саид подошел к столу и начал перебирать павлиньи перья в деревянной вазе. Он взглянул на Марьям — впервые с того момента, как в комнату вошел высокий молодой человек:
— Он спрашивает, как мать с отцом могли бежать, бросив дитя в колыбели. Вы, сударыня, верно, не рассказали ему правды? Разве мы бросили его? Разве мы убили того ребенка близ церкви Лейт Лахам в ал-Хадаре? Ребенка, чей труп открыл вам, по вашим же словам, мир, недостойный уважения!.. Может быть, тот малыш и был наш Халдун? Несчастное создание, которому суждено было умереть в тот роковой день… Да, это был наш Халдун! Вы солгали нам, этот приемыш — сирота, которого вы подобрали где-то в Польше или в Англии.
Юноша как-то странно обмяк на стуле. «Мы потеряли его безвозвратно, но теперь и он потеряет себя, — подумал Саид, — никогда уже ему не быть таким, каким он был час назад!» Эта мысль доставила ему удовольствие.
— Человек — это проблема, — сказал Саид, приблизившись к молодому человеку и глядя ему в лицо. — Это ты верно сказал. Но какая проблема? Вот в чем главное! Подумай хорошенько! Халид — тоже проблема. И не потому, что он — настоящий мой сын… Это в данном случае несущественно! Когда речь идет о человеке, то кровь, плоть, метрики, паспорта не имеют никакого значения. Понятно? Прекрасно! Предположим, ты принял бы нас, как мы об этом мечтали все двадцать лет — с поцелуями, объятиями, слезами… Что бы это изменило? Халдун ли ты, Доф, или Исмаил — какая разница? И все же я не чувствую к тебе презрения. Не ты один виноват. Твоя вина начнет разрастаться с этого мгновения и, может быть, определит твою судьбу.
Саид вернулся на свое место, с трудом передвигая ноги, но стараясь казаться спокойным. Отдалившись от инкрустированного столика с покачивающимися в деревянной вазе павлиньими перьями, он заметил, что все теперь выглядит иначе, чем несколько часов назад. «Что такое родина?» — вдруг спросил он себя, горько усмехнулся и рухнул на стул, как деревянный манекен. Сафия смотрела на него с тревогой, в глазах ее застыл немой вопрос.
— Что такое родина? — обратился к ней Саид, ему было интересно, что она ответит.
Сафия удивленно отпрянула, казалось не понимая, потом ласково, с сомнением в голосе переспросила:
— Что ты сказал?
— Я спрашиваю — что такое родина? Секунду назад я задавал этот вопрос себе. Так что же все-таки? Эти два дивана, которые проторчали здесь двадцать лет? Или этот стол? Павлиньи перья? Фото Иерусалима на стене? Серебряная задвижка? Дубы под окнами? Этот балкон? Что такое родина? Халдун? Наши мечты о нем? Отцы или дети? Что такое родина для Фариса ал-Лабды? Портрет его брата на стене? Я только спрашиваю.
