— Вы думали, что человек — это проблема?
— Именно так.
— Тогда зачем же вы приехали сюда искать меня?
— Не знаю. Наверное, потому что не продумал всего до конца, а может быть — чтобы окончательно убедиться в этом. Право, не знаю. Ну да ладно, что же ты замолчал?
Юноша вновь заходил по комнате, заложив руки за спину. Казалось, он выучил урок наизусть, но сбился, когда его прервали, и теперь не знает, как продолжить.
— Узнав, что вы арабы, — заговорил он вдруг, — я все время спрашивал себя, как могли отец и мать бежать, бросив пятимесячного ребенка? И как могли те, кто не приходятся ему отцом и матерью, воспитывать его двадцать лет? Двадцать лет! Не хотите ли вы что-нибудь сказать, сударь?
— Нет, — коротко бросил Саид, дав ему знак рукой продолжать.
— Сейчас я в войсках запаса. Мне не приходилось участвовать в военных действиях, и я не могу описать вам свои ощущения в связи с этим. Но в будущем я, вероятно, смогу доказать то, о чем скажу сейчас: я принадлежу этой стране! Эта госпожа — моя мать, а вас я не знаю и не испытываю к вам никаких чувств.
— Тебе не придется описывать мне свои будущие ощущения. Возможно, в первом же бою ты столкнешься с партизаном по имени Халид. Это мой сын. Надеюсь, ты заметил, что я не назвал его твоим братом? Как ты сказал, человек — это проблема. На прошлой неделе Халид вступил в партизанский отряд. А знаешь, почему мы назвали его Халидом, а не Халдуном? Потому что мы верили, что найдем тебя, хотя бы и через двадцать лет! Но этого не случилось. Мы тебя не нашли… И теперь уже не найдем!
Саид с трудом поднялся, он почувствовал, что очень устал, что жизнь далась ему не даром. И это навеяло на него грусть, которой он не знал раньше. Ему захотелось плакать. Он сказал неправду, будто Халид вступил в партизанский отряд. Он запретил сыну делать это и однажды пригрозил даже отречься от него, если тот ослушается. Сейчас все это казалось ему тяжелым сном. Он угрожал сыну лишить его отцовского благословения. Невероятный, безумный мир! Но ничего не удержит его от того, чтобы лишить отцовского благословения этого высокого молодого человека! Как он горд теперь, что он — отец Халида! А разве не отцовская любовь руководила им, когда он запрещал Халиду вступить в партизанский отряд? «Кто знает, возможно, мальчик воспользовался моментом, пока я в Хайфе, — подумал Саид, — и все же вступил в отряды Сопротивления! Вот было бы хорошо! А если он послушно ждет меня дома? Как это будет горько!»
