Пора. Он потянул спуск.
«Нет. К черту!»
И тут же — выстрел. Второй, третий.
Дохтуров замер. Недоуменно смотрел на винтовку.
Нет: выстрелы звучали сверху. Кто-то палил в белый свет как в копейку.
Павел Романович поднял голову — в окне ходовой рубки мотался капитан, подогретый шустовским снадобьем. В правой руке — револьвер, в левой — рупор мегафона.
— На б-барже! — металлически сказал капитан, поднеся к губам жестяной раструб. — Всем отдать кон-цы!.. — И снова прицелился.
— Мерзавец! — взревел Агранцев. — Господин хорунжий, уймите его!
Но казачий офицер не успел даже тронуться с места.
Дохтуров поднял недавно полученный от ротмистра наган и выстрелил сразу, не целясь. Капитанский револьвер полетел на палубу. Из рубки донесся крик.
— Нет, вы только взгляните! — воскликнул пассажир в пенсне.
Павел Романович приподнялся на локте. Брошенная ввиду неожиданного вмешательства винтовка лежала рядом, с нерастраченным боекомплектом. Но в ней теперь не было необходимости: оба «артиллериста» на барже со всех ног улепетывали от своего орудия, петляя, будто по ним вели беглый огонь гвардейские гренадеры.
Это бегство мгновенно и в корне изменило ситуацию. Теперь ялик оказался в пренеприятном положении: лишенный прикрытия, он сделался беззащитен.
«Джон Сильвер» это сразу уразумел. Потеря ноги никак не сказалась на его сообразительности. Он выпрямился во весь рост и обругал трусов на барже так изощренно, что матрос с «Самсона», не убоявшийся недавно выступить против Агранцева, уважительно крякнул.
Но даже самое искусное сквернословие не могло спасти ялик. И одноногий бандит это прекраснейшим образом понимал.
— Авдотья! — закричал он. — А ну-ка жахни!..
Баба в платке, стоявшая на носу, прыснула к пушке.
«А ведь и впрямь… — подумал Павел Романович. — Ведь сейчас она действительно… жахнет!»
Дальше события, и без того сменявшие друг друга стремительно, пустились в галоп.
Одноногий завопил что-то командно-тревожное, и баба понеслась со всех ног, мельтеша сбитыми пятками. А сам одноногий три раза пальнул в пароход. Где-то разбилось стекло.
Должно быть, «Джон Сильвер» стрелял ради острастки, дабы для своей Авдотьи выгадать время, но получилось некстати.
Хорунжий, словно очнувшись, рванул ремешок кобуры. И через секунду одноногий кувырнулся с ялика за борт — только деревяшка мелькнула.
Казачий офицер говорил правду: он и впрямь неплохо стрелял.
— Товарищ Стаценко-о! — разнесся над Сунгари отчаянный женский вопль. — Платон Игнатьич!..
