Агранцев повернулся к Дохтурову.
— Павел Романович, — сказал он, — у вас есть возможность продемонстрировать искусство стрельбы, которым вы давеча похвалялись. Вы и вправду недурно стреляете? Очень уж у вас рука деликатная… Ну да ладно. Берите винтовку. И заодно револьвер господина помощника капитана. Неизвестно, как тут все обернется.
Хорунжий с сомнением посмотрел на штатского Дохтурова.
— Зачем? — спросил он. — Я сам неплохо стреляю из револьвера. Подождем, когда ялик подойдет ближе.
— И думать забудьте, — ответил Агранцев. — Ялик нам пока ни к чему.
— Чего ж вы хотите?
— Стреножить доморощенных артиллеристов. Давайте патроны. — Он повернулся к Павлу Романовичу. — Ну как, доктор, сумеете?
Хорунжий скептически оглядел Дохтурова, протянул винтовку.
— Держите.
То была мосинская винтовка казачьего образца, что легко определялось по отсутствию подременных антабок. Вместо них ложе и приклад тут были навылет просверлены. Павел Романович знал: казачьи винтовки пристреливались без штыков. А пехотные — только с примкнутым штыком. Если его снять, бой винтовки безнадежно сбивался.
— Примите патроны.
Павел Романович разломил пачку. Патроны нового образца: пуля остроконечная, с лакированной латунной гильзой.
Он откинул затвор и снарядил магазин.
Агранцев кивнул:
— Ваш — левый.
Павел Романович опустился на палубу и укрепил винтовку на леере. Выстрел предстоял не из трудных, однако все определялось тем, как винтовка пристреляна. Если бой точный — тогда тех, кто сейчас прятался на барже за орудийным щитком, можно лишь пожалеть.
Немногочисленные пассажиры умолкли.
— Не угодно ль бинокль? — спросил Агранцев.
— Нет.
Дохтуров и так превосходно видел цель. Две пары ног: одна — босоплясом, другая, левее — в обмотках и солдатских ботинках. Этот, скорее всего, наводчик и есть.
Павел Романович дослал патрон.
«То, что мне предстоит, отвратительно. Просто хуже некуда».
Удар трехлинейного калибра в голень на таком расстоянии размозжит кость в кисель. В полевом госпитале, возможно, помочь бы сумели. Но где тут полевой госпиталь? И кто станет этим вообще заниматься? Так что ноги злополучный артиллерист наверняка лишится. А скорее всего, вовсе помрет — если не от потери крови, так через «антонов огонь».
«Ничего, — подумал Павел Романович. — Сам и отремонтирую, если удастся…»
Слабое утешение. Дело врача — сращивать, а не дробить.
— Не тяните, — сквозь зубы проговорил Агранцев.
Дохтуров навел. Сто саженей — это выстрел прямой; в теории пуля ударит в точку прицеливания. Поправок на расстояние не требуется. Когда взгляд переместился вдаль, черная мушка в прорези целика, как всегда, стала размытой.
