Когда впереди замаячило восемнадцать лет, главврач больнички старый Роман Меерович Кацман, предложил косить на энурез Все вокруг тогда носились с модной статьёй 7-6, но Кацмаг сказал, что спрос рождает предложение и психиатры тепері берут дорого, а энурез — он и в Богодухове энурез.
Толян залёг в местный госпиталь, Роман Меерович обещав позвонить кому надо, но сделал ли он это или нет, осталось неизвестным — старый жид в пиковых вопросах только усме хался жёлтыми зубами и никогда не говорил ни да, ни нет Тут, возможно, сказывалось прошлое — как говорила мать Кацман по молодости отмотал пятнашку за политику, по том был реабилитирован, но интерес к любым острым углаїу утратил наглухо.
Строго придерживаясь инструкций, Толян добросовестн ссался в койку, а когда армейские лепилы кололи усыпительное - клал в рот спичечный коробок и несколько часов изображал спящего (примечание переводчика: с коробком во рту заснуть трудно), а потом тихонько ссал в постельку и тогда уже радостно отрубался. По мурыжили его пару недель и отпустили навсегда.
Если кто спрашивал, на что Толян закосил, он обычно говорил, что на сердце — уж больно стыдной и непрестижной была энурезная статья. А на сердце косили те, у кого были деньги и связи. Быть таким в глазах окружающих — всё равно что носить рыжую кожаную куртку с ремнями и собирать деньги на восьмую модель «Жигулей».
Через год мать вышла на пенсию и они переехали к бабушке в бориспольский район, ещё через два года старый Кацман умер и выяснить, закосил Толян по его звонку или по собственной гениальной актёрской игре, теперь уже было невозможно.
Сначала Толян работал водителем, хлебушек возил, но никакой перспективы подняться не было. Потом покантовался полтора года на заправке — та же херня, пока выйдешь в минимальное начальство и начнёшь бодяжить бензин — поседеешь. Тогда-то он и решил пойти в гаишники, а для того, чтобы собрать вступительный взнос, временно стал колясочником. Блатной эта должность считалась из-за клиентов, которые не желали лично везти коляску до машины. В аэропорту были и свои до-возщики, но колясочники жили с этого наравне с ними.
Хорошего клиента видно издалека. Он обычно утомлённый, белый верх, белый низ, сплошная парусина из непростого магазина. При делах, двумя словами. Сосед, дядя Жора, лет двадцать оттрубил в самом Киеве, грузчиком в хлебном на Крещатике, и называл таких клиентов быками. Странность была в том, что Толян с детства думал, что бык — это что-то типа чёрта, лох, иначе говоря. А дядь Жора говорил, что при союзе быками называли серьёзных людей, в длинной дублёнке, норковой шапке, на новых «Жигулях» и с печаткой на пальце. Такой вот собирательный образ.
