Известие о безвременной кончине Шила стало не единственным откровением. Как выяснилось, оба одноклассника были в курсе жизненных достижений Коваленко — Москва, бизнес, женитьба, дочь. Мир тесен, и мамина подружка Вера оказалась тёткой Чалого. Век живи, век удивляйся.
Выпили две бутылки, после чего отправились к кинотеатру «Жовтень», где в кафе встретились с Саней Васильченко и Севой Домановым, которые тоже учились в классе «А». Дальнейшее развитие событий спрессовалось, Иван Фёдорович начал говорить и поднимал тосты, Бычка опять плакала по Шилу и завучу Леониду Фёдоровичу, который умер на прошлые майские, подавившись куском шашлыка. К разговору присоединились ещё какие-то смутно знакомые личности, среди которых Коваль опознал только Чечендаева.
Потом кафе закрылось и пошли на школьный двор. Была глубокая ночь, и Чалому кто-то из окружающих вынес из дому гитару. Пели «Гоп-стоп» и «Марусю Климову», громко смеялись и снова пили, теперь уже водку. А потом Чалый отодвинул гитару, которая, дзвенькнув, упала на асфальт, и обнял Ивана Фёдоровича. «Ваня, на два слова», — сказал он. Отошли под турники.
— Я, блядь, вспомнил ту хуйню тогда.
Иван Фёдорович попытался держаться прямо и неумело сыграл этюд «непомнящего»:
— Ты про шо?
— Да когда отпиздили тебя под дискотекой. Я извиниться хочу за ту хуйню. Малые были, дурные. Не понимали, какой ты человек. Ты ж шо по физике, шо по химии лучший был. Как Ленин, блядь.
Темнота, дай ей бог здоровья, скрывала лицо потерпевшего, и, икнув, он сквозь сжавшееся горло сказал:
— Да забудь, Серёга, мало ли чего было.
— Ваня, Ваня, пиздец. Слушай, а чего я тебя по имени, как твоего пахана звали?
— Фёдор.
— Ваня, — начал Чалый и закачался ещё сильнее. — Я тебя так люблю, так люблю, Ваня, Иван ты Фёдорович, — потом закашлялся и добавил, — бля, как Крузенштерн в мультике прямо...
Чалый снова поцеловал его крепко, по-цыгански, в губы и потащил в круг. Опять пели старые песни, потом к школьному двору подъехала «десятка», из которой громко пел Юра Шатунов. Чистая метафизика, ничего нового.
Чечендаев и Чалый, шатаясь, отошли к машине и после краткого разговора, который Ваня не расслышал, потому что гитару подхватил Сева и запел «Таганку», фрайера по-быстрому рассосались между хрущёвок...
IX
Иван Фёдорович стоял посреди перекрестка у базарчика. Его шатало из стороны в сторону, но внутри было светло и легко. Начинался новый день, в котором не было Пипетки, он умер сегодня ночью. Зато наконец-то родился Крузенштерн, человек и пароход. И целый мир плавно покачивался под палубой на своих спиралях и орбитах.
