— Не бойся Васек, не оплошаю. Ты кого-нибудь из наших к резиденту пришли по шустрому. В сопровождающие. Он со своей ксивотой по Тоске может легально ходить.
— Заметано, — ответил Васек и повернулся к тяглу.
— Нахавались[23]? — Васек брезгливо выдернул из-под жующих ртов посудину, закинул обратно на воз. — А ты че тусон бьешь[24]? Впрягайся в пристяжку…
Яков послушно натянул упряжь, закусил удила.
— Погодь! — Кучер уперся коленом в грудь черта. — Дай-ка засупоню, ишь, болтается,… - Он колыхнул хомут, затянул сыромятину. — Вот так-та она лучше!
Васек вскочил на козлы и со всего маха протянул Якова кнутом вдоль спины.
— Ви-и-и,… - Заржал черт и рванул постромки.
Остальные грешники разноголосо откликнулись на стон Яшиной черной души, вяло налегли на оглобли.
— Н-но, дебильные!..
И повозка, нехотя, загромыхала по ухабам.
10
— Один. Совсем один… — Ахенэев проводил долгим взглядом удаляющуюся колымагу и растерянно присел на валун. Он прислушался к ходу мыслей и с удивлением обнаружил, что его больше всего угнетает. Не одиночество, с этим Владимир Иванович уже смирился, — Яков. Отсутствие Якова! Такого вечно неунывающего, преданного черта.
— Каково-то сейчас бедолаге? — Ответом послужило залихватское щелканье бича и душераздирающие вопли…
— Сын мой, помолимся!.. — Раздалось за спиной. Вздрогнув от неожиданности, Ахенэев обернулся. Перед ним стоял Архангел Гавриил.
— Помолимся! — Повторно призвал Архангел, опустился на колени и, закатив глаза, что-то забормотал.
Появление знакомого из Чистилищной регистратуры здесь, в Тоске, оказалось для Владимира Ивановича не меньшим сюрпризом, чем внезапная метаморфоза Якова.
А Гавриил, заметив на лице Ахенэева смятение, повысил голос, усилил нажим.
— Очнись, отрок! Отринь гордыню, встань на колени, и молись!
— Да я неверующий. — Заикнулся было «отрок», но, проглотил язык. Как же не верить, если один из апостолов находится рядом. Пришлось срочно перестроиться.
— Не умею я, отче, не обучен… Да и нехристь я, честно говоря.
Гавриил величаво восстал над Ахенэевым, запустил руку в глубокий карман поношенной сутаны, извлек блестящие ножницы и заткнутую тряпицей чекушку.
— Склони чело свое, отрок, — Приказал он.
Владимир Иванович, недоумевая, повиновался.
Ножницы сомкнулись, выхватив изрядный клок и без того жидкой шевелюры и на оголенное темя выплеснулось из бутылочки подозрительная жидкость. Архангел выпустил из потных ладоней голову приобщенного к вере фантаста и, осенив его крестным знамением, хорошо поставленным басом завел.
