— Привет, братец, — как можно более непринужденно прощебетала Эа. — Я хочу вам с дедушкой показать мой новый комбинезон. Ты скажи ему, что я в обед приду к тебе. Ладно?
— Ладно… — Эан не смог скрыть своего удивления, но Эа, быстро сказав, — привет — выключила прибор. Она правильно решила, что у Эана им встретиться удобнее всего — вероятность того, что там им помешают, — наименьшая.
Когда Эа вошла к Эану, дедушка был уже там. — Доченька, на тебе лица нет! Что случилось? — Эанид поднялся ей навстречу.
— Дедушка, Андрей… то есть наш объект исчез! Его нет! И я в этом виновата, я! — Все напряжение последних часов неожиданно прорвалось потоком слез, как тяжелая грозовая туча дождем. Эа уткнулась лицом в грудь старику и расплакалась.
— Постой, деточка, успокойся, расскажи все по порядку, — он обнял одной рукой ее за плечи, а другой гладил волосы. — Ну, ты мне всю бороду вымочила. Смотри, какая мочалка у меня теперь вместо бороды.
Эа вытерла слезы, носик ее покраснел, губы поджались. Она стала похожа на Золушку, которую не взяли на бал.
— Я нарушила инструкции, — наконец произнесла она упавшим голосом, — перед своим возвращением оттуда я не стерла из его памяти все, что он узнал от меня в открытом контакте…
— Как! Как это могло случиться? Ты что — забыла?
— Нет, я не забыла, он все понял и… уговорил меня.
— Ну знаешь, сестрица… — Эан театрально развел руки и закатил глаза к потолку.
— А ты, паршивец, помолчи, пока не получил по шее! — резко оборвала его Эа. — Понимаешь, деда, он и без меня почти все понимал сам.
— Что ты говоришь! — Эанид разволновался, движения его стали резкими, руки рассекали воздух. — Что он мог понимать?
— Да, да! — Эа вдруг разозлилась и успокоилась. — Это только в лицее преподают, что они на другом уровне — эдакие непуганые недоумки! Андрей мог бы дать сто очков вперед некоторым лицейским педагогам по всем статьям. В человеческом плане с лучшими из них нас ничто кроме пространства не разделяет. А уровень науки есть только уровень науки, не более того! Ты же сам этому учил, — лицо ее зарделось, глаза блестели. — Он же почти все понял сам. Вот послушай его стихи, они написаны до моего появления.
Эа села в кресло и, не глядя ни на кого, прочла:
«Слова опустели и выцвели.
Ум плещется, в камне зажат.
Над серой, занюханной истиной
Навозные мухи жужжат.
Незримые гнусные монстры
За бархатной ширмой снуют.
Над ширмою куклы юродствуют,
Скликая на бойни и труд.
Все куплено, продано всуе
