Фредди всегда считал подругу привлекательной, скорее эффектной, чем просто хорошенькой, но годы короткого замужества и последующего вдовства ее сильно изменили. Она стала необычайно соблазнительной. Ее глаза, которые, насколько помнилось Фредди, всегда были широко открыты и в них горел тревожный огонек, теперь были полуприкрыты веками и выглядели таинственными. Ее улыбка — обычно она лишь слегка приподнимала уголки губ — теперь обещала безудержную страсть. Создавалось впечатление, что она, хотя и держится благопристойно, под маской приличий таит совсем другие мысли.
И так вышло, что Фредди, к собственному недовольству, впервые в жизни начал думать об Анжелике как о предмете вожделения. Это неслыханно! Он же всегда считал эту девчонку младшей сестренкой — надоедливой, слишком прямолинейной, безжалостной пигалицей, которая говорила ему, что его портной слеп и неумел, что он должен чистить зубы как минимум на три минуты дольше и что если он выпьет больше двух капель шампанского, ему нельзя танцевать вальс ради безопасности окружающих.
Анжелика сделала глоток кофе, еще раз фыркнула и тряхнула головой. Кокетливый завиток волос упал на лицо, придав несколько угловатым чертам ее лица удивительную мягкость. Словно осознав, какое завораживающее воздействие оказал на Фредди этот непослушный завиток, она взяла его двумя пальцами, потянула и отпустила — он тут же снова закрутился, как пружинка.
Она научилась пользоваться даже такими мелочами, чтобы очаровывать мужчину, стала истинной соблазнительницей Евой.
Фредди понял, что уже довольно давно молчит, и поспешно сказал:
— Пенни двадцать девять. Когда-то он должен жениться.
— Конечно, просто меня шокировал скандал. Конечно, фиглярство Пенни не может не раздражать, но, насколько я его знаю, он не позволит себе ввязаться в серьезные неприятности.
— Да, — вздохнул Фредди. — Возможно, это я виноват. Расслабился.
Ему было пятнадцать, когда с Пенни произошел несчастный случай во время верховой езды. Это была одна из немногих летних недель, которую они провели врозь. Он находился с кузиной своей покойной матери в Биаррице, а Пенни с их родственницей леди Джейн — в Абердиншире.
В течение первых нескольких месяцев после несчастного случая Фредди так переживал, что едва не заболел. Но через некоторое время стало ясно, что хотя Пенни никогда не сможет внятно изложить историю собраний плебса или произнести аргументированную речь в защиту избирательных прав женщин, сиделка ему все же не требовалась. Правда, Фредди считал, что это небольшое утешение и жизнь ужасно несправедлива к его блестящему отважному старшему брату, который всегда защищал его перед их недобрым отцом и который мог сделать блестящую карьеру в парламенте.
