Ночь для двоих - Шерри Томас

Маркиз Вир был человеком немногословным.

Это утверждение, однако, поразило бы всех, кроме очень узкого круга его самых близких друзей и знакомых. Судя по общему мнению, лорд Вир говорил много. Даже слишком. В этом мире не было предмета, каким бы незначительным или, напротив, трудным для понимания он ни был, о котором вышеупомянутый лорд не был готов высказать свое мнение. Зачастую даже не одно. Бывали времена, когда невозможно было прервать его велеречивые разглагольствования по поводу недавно открытого класса химических веществ, известных как прерафаэлиты[1], или забавных кулинарных пристрастий пигмейских племен центральной Швеции.

Лорд Вир также умел хранить секреты.

Но любой, кто рискнул бы озвучить это утверждение, был бы моментально поднят на смех окружающими. Все дело в том, что общественное мнение считало лорда Вира человеком, вообще не знающим, что такое секрет. Он был не просто говорлив. Он выбалтывал собеседнику даже самые личные, порой интимные сведения, еще не успев приподнять шляпу в приветствии.

Он с готовностью рассказывал о своих трудностях в ухаживании за женщинами. Его отвергали уже на самых ранних стадиях знакомства и удивительно часто, несмотря на его довольно-таки высокое положения пэра королевства. Он без малейших колебаний распространялся о состоянии своих финансов, хотя оказалось, что он не имел ни малейшего представления о размерах своего состояния, поэтому его выводы были, по меньшей мере, спорными. Иногда лорд Вир даже сообщал своим собеседникам, вернее, собеседницам, какого размера его мужское достоинство. Причем обычно находилась разбитная вдовушка, готовая это подтвердить, — охотниц покувыркаться с ним в постели было великое множество.

Иными словами, лорд Вир был полным идиотом. Правда, его душевное здоровье обычно сомнению не подвергалось. И никто не считал его слабоумным, не способным позаботиться о своих повседневных нуждах. По общему мнению, он был забавным идиотом, невежественным и надутым, как индюк, глупым до крайности, однако милым и безобидным. В высшем обществе его, пожалуй, даже любили за то, что он был не такой, как все, и выказывал абсолютную неспособность запомнить все, что ему говорили, не имеющее отношения к еде, питью и ночным забавам.

Маркиз не умел стрелять — его пули могли попасть в мишень лишь по чистой случайности. Ручки и рычаги он всегда поворачивал в противоположном направлении. А его способность оказаться не в том месте не в то время стала воистину легендарной. Поэтому, узнав, что он в очередной раз стал свидетелем преступления, никто обычно и ухом не вел.