Жестокая ирония ситуации состоит в том, что именно правительство Сапатеро, на сегодняшний день самое антирасистское и терпимое в Европе, вынуждено было пойти на такие сегрегационные меры — и это само по себе явно свидетельствует об ограниченности мультикультуралистского “терпимого” подхода, проповедующего открытие границ и принятие Других. В случае открытия границ первыми взбунтуются местные рабочие. Таким образом, очевидно, что решение состоит не в “разрушении границ и принятии всех желающих”, это просто пустое требование мягкосердечных либеральных “радикалов”. Единственное подлинное решение состоит в том, чтобы разрушить настоящую стену, не полицейскую, а социально-экономическую: изменить общество так, чтобы людям не нужно было в отчаянии пытаться убежать из своего собственного мира.
Это возвращает нас к слухам и “сообщениям” о “субъектах, предположительно грабящих и насилующих”: Новый Орлеан — это город в Соединенных Штатах, где лучше всего заметна внутренняя Стена, отделяющая богатых от черных обитателей гетто. И о тех, кто живет по ту сторону Стены, мы фантазируем: они живут в другом мире, в чистой зоне, которая предлагает себя в качестве экрана для проецирования наших страхов, тревог и тайных желаний. “Субъект, предположительно грабящий и насилующий” находится по ту сторону Стены — именно об этом субъекте Беннетт может делать свои замечания и признавать в цензурированном виде свои кровожадные мечты. Больше, чем что-либо другое, слухи и ложные сообщения о последствиях Кат-рины свидетельствуют о существовании глубокого классового раскола в американском обществе.
Поджигать автомобили — c'est mon choix...
Недавние вспышки насилия в Париже показали, что такая Стена существует и в самой Европе. Сталкиваясь с шокирующими сообщениями о подожженных в пригородах Парижа автомобилях, необходимо устоять перед “соблазном интерпретации”: поиском более глубокого значения или послания, скрытого в этих проявлениях насилия. Труднее всего признать их крайнюю бессмысленность: они представляют собой не форму протеста, а passage a l'acte, свидетельствующий не только о бессилии преступников, но и об отсутствии того, что Фредрик Джеймисон назвал “когнитивным картированием”, об их неспособности поместить свое переживание ситуации в значимое Целое. И следует задаться вопросом об истоках такой дезориентации.
Социальные теоретики любят повторять, что сегодняшнее общество полностью “рефлексивно”: нет никакой Природы или Традиции, обеспечивающей прочную основу, на которую можно опереться, даже наши самые глубокие побуждения (сексуальная ориентация) все чаще оказываются результатом выбора. Как кормить и воспитывать ребенка, как переходить к сексуальному соблазнению, как и что есть, как расслабляться и развлекаться — все эти области все более “колонизируются” рефлексивностью, считаются чем-то, чему можно научиться и относительно чего можно принимать решения. Однако основной тупик общества риска состоит в разрыве между знанием и решением: нет никого, кто “действительно знает”, что делать, ситуация в своей основе “неразрешима”, но тем не менее мы должны принять решение. Проблема, таким образом, состоит не в принудительном выборе (я волен выбирать при условии, что я сделаю правильный выбор), а ровно в противоположном: свобода выбора действительно существует, и поэтому она воспринимается крайне болезненно.
