— Я спросил, все ли с ней в порядке?
— Да, — вырвалось у меня, но я тут же поправился. — Нет. Она испугана. Психоаналитик, у которого она консультируется, посоветовал ей обратиться к адвокату. Полагаю, я — единственный адвокат, которого она знает. Она не собиралась рассказывать мне об этом.
— Она была в больнице?
— Да. Никаких серьезных повреждений. Я хочу сказать, телесных.
— Они взяли анализы?
— Я ее не спрашивал, — следовало сказать, что мне и в голову не пришло задать такой вопрос.
— Она была в полиции?
— Да. Они что-то записали. Она очень встревожена.
— Почему?
— Этот человек живет этажом выше.
Вот тут я и услышал от Томасси желанные слова.
— Хорошо, давайте встретимся за ленчем.
— Когда? — спросил я.
— Как насчет сегодня?
Я не знал, разъединили нас или Томасси просто положил трубку. Мне не хотелось перезванивать, но ничего другого не оставалось.
— Джордж, мне привезти Франсину с собой?
— Нет.
— Я думал, это сэкономит вам время.
— Я хочу услышать все, что она вам сказала, в ее отсутствие.
Это другой мир, мир криминального закона.
— В какое время?
— Половина первого вас устроит?
— В вашей конторе?
— Встретимся у «Дадли», — ответил он.
Когда я говорю, что такие юристы, как я, полагают Томасси лучшим криминальным адвокатом округа Уэстчестер, то что вкладывается в понятие «лучший»? Когда человек пробегает милю быстрее любого, ему подобного, можно сказать, что он достиг абсолютного превосходства над остальными. Но как определить совершенство в таких областях человеческой деятельности, как искусство или юриспруденция? Я помню, как Уильям Йорк Тиндолл говорил, что, по его разумению, совершенство состоит в том, чтобы после вкусного обеда вытянуть ноги и выкурить сигару «Ромео и Джульетта» под музыку Моцарта. Я понимаю, что он имел в виду, хотя Моцарт не относится к моим любимым композиторам, а кубинские сигары после прихода к власти Кастро далеко не те, что прежде. Если б до конца жизни меня обрекли на лицезрение только одной картины, пусть даже Рембрандта, она бы мне вскорости наскучила, но я могу предложить небольшую коллекцию, возможно, десяток-полтора картин, которой мне вполне хватит. Однако, когда речь заходит о преступлении и приходится иметь дело с законом, нетрудно обнаружить, что редко кто может нанять когорту адвокатов. Обычно выбирают одного, а если дело серьезное, стараются остановиться на самом лучшем. Отсюда и мой звонок Томасси.
В Йеле, еще до того, как я поступил на юридический факультет, мне ясно дали понять, что все адвокаты, обретающиеся в социальном слое, к которому я принадлежу, практикуют, без исключения, в сфере гражданского законодательства. Считалось, что криминальные адвокаты, даже самые лучшие, не могли не замарать себя. Ибо по роду деятельности им приходилось общаться с людьми, которых не приглашают в дом: бандитами, ворами, сицилийцами и еще черт знает с кем. Более того, криминальные адвокаты, за небольшим исключением, получали относительно низкие доходы. К исключению относились адвокаты, обладающие неординарным актерским талантом или связанные с преступностью.
