В то мартовское утро 1974 года, позвонив Томасси, чтобы пригласить его на ленч, я изо всех сил старался изгнать из голоса тревогу и озабоченность. Ожидая, пока он возьмет трубку, я думал: «Какие же мы беззащитные». С неохотой мне пришлось признать, что в наши дни неспровоцированное насилие по отношению к незнакомому человеку воспринимается как нечто обыденное. Вот почему, в отличие от меня, Джордж Томасси и выбрал профессию криминального адвоката.
Томасси неверно истолковал мой небрежный тон. Он готовится к процессу, услышал я в ответ, и времени на ленч в ресторане у него нет.
— Я готов съесть пару сэндвичей и в вашем кабинете. — Оставалось лишь надеяться, что моя настойчивость не будет истолкована как наглость.
Томасси молчал. И причина тому не в плохом воспитании. Я воспринял его молчание как стремление адвоката получить максимально полную информацию, прежде чем как-то выразить свое отношение к обсуждаемому вопросу.
— Джордж, — продолжил я, — я не стал бы тревожить вас по пустякам. Хочу поговорить с вами по делу.
— Вашему?
Он решил, понял я, что мне требуется его совет по делу одного из моих клиентов.
— Жертва имеет отношение ко мне, судебный процесс — нет.
Он молчал.
— Речь идет о моей дочери, Франсине.
Вновь ни звука с другого конца провода.
— Это довольно щекотливое…
Он мог бы сказать: «Продолжай».
— Джордж?
Он кашлянул, показывая, что слушает, но не произнес ни слова.
— Видите ли, Джордж, ее изнасиловали.
Тут он заговорил.
— Она знает этого человека?
— Да.
— О господи, она же еще ребенок.
Любой другой адвокат из моих знакомых обязательно бы сказал: «Мне очень жаль».
— Франсине двадцать семь лет.
— Когда это случилось?
— Во вторник.
— Сейчас с ней все в порядке?
Не следовало мне ждать от Томасси ритуальных соболезнований, которые я мог бы услышать от своих друзей. Он предпочитал не тратить время на пустые разговоры. Если уж задавать вопросы, то только по существу.
