И тут, надо отметить, требовалась отменная самодисциплина, потому что и снаружи она имела немало достоинств: красивые глаза, великолепные скулы, лебединая шея, светло-синие жилки под белоснежной кожей, фигура танцовщицы.
Будучи очень рассерженной, пусть она и старалась этого не показывать, Франсина не теряла чувства юмора, хотя у большинства людей оно исчезает, стоит им хоть немного разозлиться.
— Благодарю, — вырвалось у меня, когда она закончила описывать собственное изнасилование.
Одна из ее бровей изогнулась.
— В чем дело? — полюбопытствовал я.
— Именно так он и сказал.
— Кто?
— Козлак. Прежде чем уйти, он поблагодарил меня.
Вор, благодарящий обворованного. Если дело дойдет до суда, об этом надо помнить.
— Еще несколько вопросов, Франсина.
— Да?
Обычно мне отвечали: «Хорошо».
— Когда вы впервые почувствовали, что вам может грозить опасность?
Она задумалась.
— Когда он вывалил из штанов свое хозяйство.
— Но не раньше?
— Он зашел по-соседски, попросил сахара. Вел себя дружелюбно.
— Вам не показалось, что за сахаром естественнее зайти жене?
— В наши дни все поставлено с ног на голову. Я, правда, удивилась, что он не зашел к соседям по этажу. Но подумала, что жены могут не ладить.
— Хорошо. А после того, как он вывалил свое хозяйство, вы не подумали, что надо закричать, что крик может испугать его?
— По-моему, я не кричала ни разу в жизни.
— Даже на русских горках?
— Я не любила пугать себя. Видите ли, я поняла, что поведение у него странное, но, если кричать при каждой странности, что встречается тебе, лучше держаться подальше от Нью-Йорка. Поначалу я не ощутила угрозы. Он жил со мной в одном доме. Я несколько раз сталкивалась с ним на лестнице. Он заправлял мой автомобиль. Внезапно сосед повел себя странно. Наверное, я решила, что он эксгибиционист. Понимаете? Не было у меня чувства, что мне грозит опасность.
— А у вас возникало желание закричать?
Франсина коснулась длинными пальцами губ.
— Да. Дважды. Когда он не подпустил меня к телефону, я уже решила, что сейчас закричу изо всех сил, но тут же подумала, что на улице меня не услышат: окна закрыты. И соседи тоже. А если и услышат, возможно, не придадут моим крикам особого значения. И едва ли вызовут полицию. Наверное, я подумала, что, подойди кто к двери, Козлак заставит меня сказать, что все в порядке, а может просто застегнуть штаны и открыть дверь, поскольку ему было чем объяснить нахождение в моей квартире: он пришел с пустой чашкой за сахаром. Я бы выглядела нелепо.
