— Вот и хорошо, — кивнул тот, что потоньше. — Значит, будете свидетелем исторического события.
— Ладно тебе, Паша, — не поворачивая головы, вздохнул толстяк. — Красотища-то какая — как море...
А Паша опять подмигнул Матюшенке:
— Да, да, не удивляйтесь. Сейчас на ваших глазах известный советский писатель, — и он назвал фамилию, которую Матюшенко никогда раньше не слыхал, — вспомнив свое босоногое, домотканое, беспорточное — какое там еще? — детство, осуществит заветную мечту: полежит в пшенице. Сколько лет не лежал, Вася? — окликнул он приятеля.
Толстый Вася оглянулся и серьезно сказал:
— Лет сорок пять, не меньше. Вот тебе и босоногое детство...
Тогда Матюшенко закричал:
— Постойте, братцы! Да я сам лет тридцать в пшенице не лежал! А то и больше. Я, можно сказать, тоже за этим сюда приехал, ей-богу!
Паша без всякого энтузиазма кивнул:
— Ну вот, еще один романтик — приехал полежать в пшенице за сто верст. Что мне с вами делать...
— Мы, допустим, не за тем приехали, — кинув на Матюшенку хмурый взгляд, буркнул Вася.
— Да я тоже не за тем приехал! Но если честно, вроде и за тем. Понимаете...
— Все ясно, — и Паша поставил портфель в траву. — Придется, видно, и мне полежать заодно с вами. Устроим, так сказать, братское лежание. Ну что, начнем, пока вокруг никого нету?
— Начнем! — Матюшенко бросил пиджак с портфелем на землю и принялся быстро расстегивать рубаху, словно он собирался лезть не в пшеницу, а в воду. Но у самой кромки поля остановился. — Что же вы, товарищи?
Товарищи стояли на дороге и не двигались с места. Моложавый крепкий Паша, в черной шевелюре которого было совсем мало седых волос, прищурив глаз, хитровато поглядывал на друга: как, мол, в самом деле полезем или это была шутка, а Вася с такой миной на лице, будто хватил кислого, сказал, повернувшись к нему:
— Балаболка чертова. Разве это так делается...
И Матюшенко тоже понял: это ведь совсем разные вещи — лежать в пшенице одному, как об этом давно мечталось, или если они, три таких пожилых толстых типа, как три медведя, на четвереньках полезут в колхозный огород. Кроме смеха ничего из этого не выйдет.
— Да, ничего не получится, — сказал он с сожалением. — Втроем не будет никакого эффекту. Тогда знаете что...
И Матюшенко предложил друзьям осуществить мечту хотя бы наполовину, то есть если полежать действительно нельзя, то кто же им мешает посидеть в пшенице. Тем более что каждый знает — сидеть втроем даже лучше, чем одному, и ничем не хуже, чем с кем-нибудь на пару. Тут вообще другой принцип: чем больше, тем лучше. И стал, загибая пальцы, перечислять содержимое своего портфеля — пальцев на обеих руках едва хватило.
