— Остынь. Это же бред. Все это я придумал, чтобы…
Аббат поднялся, достал из коробки на столе сигару, прикурил. Затем порылся в ящике стола, извлек оттуда диктофон и папку с газетными вырезками.
— Кстати, насчет душ… Что-то ты меня на философский лад настроил. Я понимаю, что все, кто знал меня по прежней жизни, считают, что я тронулся. Что ж, это даже к лучшему. Давно собираюсь привести свои мысли в порядок, да как-то недосуг. А ведь надо, чтобы и он, вернее я, грядущий, знал, с чего все началось. Кто же ему расскажет, как не я сам. Коля, — казалось, Аббат только сейчас вспомнил, что не один, — Ты присутствуешь при историческом моменте, и я позволяю тебе это сделать. Согласись, как-то глупо разговаривать с диктофоном наедине, тем более что ты никуда не торопишься. Кстати, возьми платок. А то, я вижу, мои ребята чуть перестарались.
Деснин приложил платок к разбитой губе, а Аббат еще некоторое время курил, собираясь с мыслями, затем включил диктофон и начал так:
— Аббатом меня называют не случайно. Я сын духовного лица довольно, кстати сказать, высокого ранга. Он давал обет безбрачия, но все не без греха. Когда появился я, он очень испугался за свою карьеру — могли и расстричь. В общем, так до самой смерти он меня и не признал. Но земля слухами полнится, так я и получил свою кличку. О своей, как сейчас говорят, криминальной карьере я рассказывать не буду — это никого не касается, да и не в этом главное. Хотя… Все, что я делал, я делал… нет, это тоже неважно.
Аббат выключил диктофон, отмотал пленку чуть назад и продолжил:
— Не знаю, может быть это наследственное, но я всегда интересовался религией. И вот как-то мне попалась такая заметочка.
Аббат открыл папку с вырезками, пробежал глазами по одному из текстов.
— Здесь автор размышляет, почему наш капитализм принимает столь уродливые формы. Цитирую. «Да потому, что их капитализм (я имею в виду Запад) основывался под влиянием господствующего идеализма. Ведь когда у них происходило становление капитализма, то церковь была ещё довольно сильна. Люди верили в Бога, в загробную жизнь и боялись Суда. Эти идеалистические тенденции в какой-то степени смягчали самое жёсткое проявление материализма в социальном плане — капитализм. А у нас становление капитализма происходит под влиянием господствующего материализма и даже полного атеизма, который нам внушали семьдесят лет и, видимо, всё же внушили. Нашему материалистическому, безбожному капитализму нет противовеса. Баланс нарушен — вот мы и падаем в пропасть. Минус отталкивает минус, нет гармонии — нет жизни. Бог нужен, вера какая-то, в противовес культу денег. Но нет базы для веры, нет, как говорили раньше, кадров. За семьдесят лет всех вытравили. Вместо знающих и истинно верующих людей, лезут в духовные пастыри чёрт знает кто. Присмотрелись люди — и увидели, что нынешние попы не Богу служат, а всё тому же злату. Культ денег проник и в церковь. Не верят люди таким попам, не верят. Вот так и превратили современную церковь в аппарат для отпугивания человека от Бога. Как говорится: чем ближе к церкви, тем дальше от Бога». Дальше не суть важно. Вот только это: «Раньше нам навязывали материализм для того, чтобы мы поверили в рай на земле (я имею в виду коммунизм); теперь нам пытаются навязать идеализм для того, чтобы мы поверили в рай на небе. От всей этой чехарды у большинства только мозги набекрень. Этим и пользуются всяческие секты. Верить-то во что-то надо, человек не может без веры».
