Но скоро он сам появился в комнате.
— Кончаешь, Степан Ильич? — мимоходом спросил он, направляясь к столу Елены Сергеевны.
— Через двадцать минут — на машинку, — Ложкин на секунду поднял голову и чуть привстал.
Валентин Петрович положил рукопись перед Еленой Сергеевной и сбоку облокотился на стол. Она осторожно сдвинула верхний листок и увидела чернильные кресты и кривые стрелы, идущие от абзаца к абзацу.
— Начала не надо, — сказал Кропилов. — Это же очерковый зачин, а у вас не очерк.
«Как не очерк? — чуть не воскликнула Елена Сергеевна. — Что же это, по-вашему? Опять информация?»
— У вас просто информация, — сказал редактор, словно прочитав ее мысли. — Значит, все и надо в одном стиле… Посмотрите мои исправления и сдавайте на машинку.
Когда Кропилов ушел, она стала разглядывать «исправления».
Ничего себе исправления! Три странички из шести перечеркнуты из конца в конец. Боже мой! Ему даже Споров не понравился. А ведь муж сказал, что хорошо, похоже. Недаром все жалуются, что в этой редакции всегда обкарнают!
Было так досадно и больно, что на глазах выступили слезы. Степан, по-видимому, заметил это. Собрав пачку исписанных листков, он выскочил из-за стола и, направляясь к двери, крикнул:
— Со мной хуже бывает — все в корзинку. А у вас — сокращение. Не беда, привыкайте!
Вошла Елена Сергеевна к Кропилову с неприятным ожиданием того, что наедине он скажет в глаза о ее полнейшем неумении.
— Две странички? — спросил он, беря напечатанную рукопись. — Ладно.
— А я ведь очерк писала, — с вызовом заявила Елена Сергеевна, смотря сверху вниз на светлые, волнистые волосы Кропилова, и жалобно улыбнулась.
— Все на месте, — проговорил он, бегло просмотрев листки, и поднял голову. — Очерк? Вы сколько раз были у Спорова?.. Ну, так какой же тут очерк!
Он поднялся и жестом пригласил Елену Сергеевну сесть на диван:
— Покажите, пожалуйста, свои черновики. Давайте разберемся.
Елена Сергеевна слушала Кропилова и грустно думала: «Как он рассказывает, так пишут, наверное, только знаменитые московские очеркисты». Но, все равно, хорошо, что он учит ее и даже не упрекнул за неудачу.
Отпуская Елену Сергеевну, он дал ей подготовить к печати письмо машиниста.
Она без труда нашла неуклюжие обороты, неправильно написанные слова.
— Я начинаю завидовать вашей оперативности, — улыбнулся Кропилов, принимая обработанное письмо.
Кончив читать, он попросил странно ласково:
— Дайте, пожалуйста, оригинал. — И пробежал текст. — Вот видите, хорошее письмо вы испортили. У человека сказано точно и сильно, хотя маленько и коряво, а вы все растворяете в водице.
