— Что вы скажете об этой сто одиннадцатой строфе моей оды «Ко мне, Овернь»?
Желанья пылкого тугой аксессуар
Беднее красотой, чем мужеский Амбер,
Откуда, солнце, ты, круглясь, как камамбер,
Сошло на Иссуар!
— Слабо!
— Очень слабо!
— Дорогой Юшон, в тебе нет ничего женственного. Томная прелесть тебе не к лицу.
— Дорогой Бенэн, я готов покориться твоей прелести.
— Бенэн! Мы тебя слушаем.
— Нет, сначала Брудье!
Брудье встал и прочел:
Станс.
Печальная листва, ветвей аксессуар,
В каштанах осени желтеющий Амбер!
Душа, завидев вас, жалеет Иссуар,
Душа текучая, как нежный камамбер.
— Вот это лучше.
— В этом есть чувство.
— Музыка.
— Чистота.
— Да, чистота.
— Словно вздох Жана Расина.
— И потом рифмы лучше.
— Какая наглость! Рифмы лучше!
— Я протестую, — воскликнул Ламандэн, — против этого дряблого классицизма. Послушайте лучше заключительные строки моего стихотворения «Одержимые подпрефектуры»:
Вы, города! Ты, Иссуар,
Пожравший дол, как человек, что слопал камамбер,
И ты, Амбер,
Где буйных ковачей гремит аксессуар!
— Да, в этом есть порыв. Но какое варварство!
— Слишком много красноречия!
— Грубость, от которой хочется зажать нос. Лопать камамбер! Так не выражаются! И потом, говорить о камамбере в поэзии!
— Сам ты хорош! А ты о нем не говорил?
— Нет… или, если это слово подвернулось мне под перо…
— Самодвижущийся камамбер…
— То песнь его преобразила.
— Вы не даете Омеру начать свое повествование.
— Омер! Омер!
Омер возвысил меланхолический, американский голос:
— Отрывок из «Святой Урсулы Иссуарской»:
О время! Время! Иссуар,
Оно течет, кружит, бежит, как твой аксессуар.
Но пышной лилией отсутствует Амбер…
Кто молвил, Иссуар, что ты торгуешь камамбером?
— Хм!
— Н-да!
— Следующий!
Лесюер встал; пудель, усевшийся на воротничок, начал так:
— Вступление к песне третьей части второй «Единого Творения», озаглавленное «Жалоба жандарма»:
Течь, преть, как облака брызг, чтоб аксессуар
Убил! И если не помог Весь-Иссуар
Вращением ноги впадая в камамбер,
От ужаса быть тут включенным
Стоп!
Амбер!
— Браво!
— Ах!
— Это то, что надо!
— Какая точность!
— И какая изощренная трактовка реального!
— Ну, как не пожалеть твоего жандарма?
— Какой этот пудель умный! Не хватает только, чтобы он говорил!
— Тебе, Бенэн, я бы советовал молчать.
— А я ему советую говорить. Его очередь.
Бенэн объявил:
— «Четвертая Молитва Департаменту Пюи-де-Дом»:
Амбер! Ты мерзостен! Кишишь вокруг меня
Сплетением червей, заползших в камамбер!
