За Лесюером по лестнице, ступень за ступенью, поднимался Мартэн. О нем нечего сказать.
Подождали Брудье. Он прибежал, неся лампу с пляшущим огнем.
Они вошли на чердак, скорее сложный, чем грязный. Путем анализа там можно было распознать шкаф без дверцы; дверцу без шкафа, русский флаг, бюст Феликса Фора, водруженный на предмет дамского туалета. Но вдруг глазам представала карта Франции. Она была, по-видимому, из плотной бумаги. Две черных деревянных палки, вверху и внизу, придавали ей жесткость. Она держалась на гвозде простой веревочкой. Бенэн сказал сущую правду. На карте было изображено восемьдесят шесть департаментов и сколько-то подмигивающих городов. Приятели пришли в восторг.
— Глаза! — крикнул Бенэн. — Их больше, чем в бульоне бедняка, больше, чем на павлиньем хвосте…
Он протянул руку.
— Иссуар! Амбер!
Все в глубине души признали, что, действительно, у Иссуара и Амбера странный вид.
— Господа, чем мы ответим на этот вызов? Иссуар и Амбер глумятся над нашим собранием. Этого мы так не оставим.
— Можно на них плюнуть, — предложил Юшон.
— У меня есть синий карандаш, — сказал Брудье. — Можно вымарать Амбер.
— Иссуару можно переменить имя.
— Можно написать мэру.
— Не знаю, что бы можно сделать, — сказал Мартэн.
Все пребывали в нерешительности. Брудье крутил усы, Бенэн почесывал себе разные места на голове, Омер тер себе нос, и являлось опасение, что он замажет себе пальцы красным. Юшон снял очки, чтобы протереть стекла. Ламандэн, подперши рукой подбородок, казалось, взвешивал отборный плод.
— Вот что, — сказал Лесюер. — Каждый из нас напишет четверостишие на следующие рифмы: Иссуар, Амбер, аксессуар, камамбер.
— Очень хорошо!
— Великолепно!
— Бумагу!
— Все нужное для письма имеется внизу.
Скатились кубарем. Депутация обратилась к хозяину с ходатайством о выдаче всех его чернильниц и перьев. У Юшона было вечное перо.
Приятели уселись.
— Срок назначается пятиминутный, по часам.
— Можно переставлять рифмы?
— Разумеется!
— Тшш!
Тишина упала, как крышка.
— Стоп!
— Я кончил!
— Я кончил!
Вставочки легли.
Мартэн, слегка высунув язык из левого угла рта, аккуратно зачеркивал пять слов, которые написал.
— Ну! Мартэн! Пять минут истекли для тебя, как и для всех.
Мартэн переместил язык слева направо и положил вставочку.
— Ламандэн! Мы тебя слушаем.
— Почему сперва я! А Юшон?
— Юшон!
— Юшон!
Юшон встал, не ломаясь. Он снял очки. Создалось неприятное впечатление, что его глаза упадут на стол и стукнут, как камешки. Ничего такого не случилось. Юшон протер стекла, надел очки и голосом, которому старался придать женственность, произнес:
