- Сходится! - прошептал Сытин Бокильону. - Preservativo[10] на Champs Elysees[11] столько и стоит. Это, верно, и есть русская социал-демократия.
- Бывает дешевле! - пожал плечами Бокильон. - Но вы добавьте к двадцати су пять. Что есть двадцать су без пяти? Поцелуй без любви, колокол безъязыкий.
- Моё почтение! - прогудел хорошо поставленный бас. Дулин сунул большие пальцы за жилетку и, похлопывая ладонями по груди, окинул вошедшего свирепым взглядом из-под мощных надбровных дуг.
- Михаил Федорович! - воскликнула хозяйка. - Наконец-то!
- Господин Москвин! Ну как? Расскажите! - загалдели гости.
Москвин - молодой человек богатырского сложения в изрядно запылившемся летнем пальто - положил на стол оранжевый узелок и поклонился хозяйке:
- Как заказывали, Марья Алексеевна. Народный гостинец. Это перво-наперво. Теперь общее впечатление...
- Господи! - воскликнул Деленцов. - Да ведь сегодня же коронование было!
- Будет вам, papa! - скривился Кока. - Ведь обещали: ни слова об этом!
- Кока! - вспылил Деленцов. - Сколько можно, наконец! Шрамы украшают мужчину!
- Сами сказали, что Бога нет - не унимался Кока. - Значит, и помазанник Божий - фикция. Узурпатор!
- Кока, а вы, никак, в герольды записались - сказал Москвин. - Ну что ж, наслышан...
- Кто такие герольды? - спросила Ляцкая мужа.
- Бирючи, - ответил тот, - глашатаи. Ездили по Москве и афишки с манифестом раздавали. Коке и другим студентам за это обещали экзамен по богословию даром принять. У него еще и шляпа с перьями была, но ее отняли. А одного и вовсе с коня стащили. Обобрали чуть не до пуха. Афишки-то даром раздают, а наживатели их по пять рублей тут же предлагают.
Москвин, смеясь, развязывал ситцевый узелок:
- С душком, однако, гостинцы! Не поверите, меня кондуктор из вагона вывести хотел! Пришлось стоять на площадке.
Наконец, Москвин отделил друг от друга оранжевые уши и произнес:
- Тонкие натуры и дам прошу отвернуться. Колбаса!
По веранде поплыл затхлый мясной дух, приправленный чесночными струями. Прыгавшая у ног Москвина болонка отрывисто гавкнула, поставила лапы на его колено и завертела хвостом.
- О боже! И это давали людям?
- Отнюдь, сударыня. Только будут давать. В субботу.
- Но что же это, помилуйте?
- Полфунта вегетарьянских кошмаров! - сказал Москвин, приподнимая над столом бумажный пакетик. - Изюм и орехи. Ну, с этим дела получше. А вот - постучал он по столу небольшим пряником - тот самый, печатный, наверное.
