Однажды я жил в стороне от дороги,
Где холод, и ночь, и темно.
Сосед забредал, доходяга убогий,
Весь вечер мы пили вино.
Он в грудь барабанил и бил что есть мочи,
Кричал: «Ты не любишь меня!
А я с каждым днем становлюсь все короче,
Я в дым ухожу из огня!
Меня в этом чаде не видно, быть может,
И листья, сгорая, шуршат!
А ты все долдонишь: „О боже! О боже!“
Но боги твои не спешат!»
Он плакал, и поезд на станции дальной
Сбривал оголившийся лес,
И жизнь нам казалась дробинкой случайной,
Мишени пристрелянной без.
Бодали рассвет деревянными лбами,
Сидели с братком до зари.
Мы мертвыми с ним целовались губами
И в дым выгорали внутри.
Багульник. Осыпь слов под комариный рой.
И «пузырек» завис… Теодолита лени
Тень круглая, как сон, склонилась над тобой
И ласково зовет прилечь под куст сирени.
Спи, мальчик в кирзачах, чья жизнь оборвалась,
В бездонный Ахерон унесена теченьем,
Главвор веслом рулит, бичи, как память, грязь,
Знай, месят без причин на берегу Забвенья.
Спи, Сихотэ-Аминь, спи, горный инженер,
Небезнадежен сор слов залетейской пыли,
Что пишутся в стихи не в рифму и размер,
А трещиной ползут, как надпись на могиле.
