Краснов вздохнул:
— Все я понял.
— Молодец. Тогда тазик вылей. А то протечешь вниз — соседи участкового вызовут, а вслед за участковым к тебе придут киллеры.
— Опять? Сейчас напугаете меня — я спать не буду.
Шилов встал со стула, подошел к окну, осторожно отодвинув ветхую занавеску, посмотрел на улицу. Сказал:
— Меньше спишь — дольше живешь.
* * *
Бомж позвонил с таксофона на «трубу» Моцарта и, отчаянно труся, прочитал с бумажки текст:
— Герман Алексеевич, просили передать, вас приглашают. На шаверму и коньяк. Через два часа пора очки перед Богом зарабатывать. Ой…
Шилов вручил бомжу сто рублей, вытащил из таксофона карточку и пошел ловить частника — Соловьева и Скрябина он отправил в отдел, чтобы они не привлекали внимания своим долгим отсутствием.
Когда он приехал к бистро «Шаурма», Моцарт уже ждал его. В зале не было никого, кроме самого Моцарта и охраны, а на двери висела табличка «Закрыто».
— Ну что ж, за все надо платить, — сказал Моцарт, выслушав Шилова. — За гуманизм — тоже.
— Да нет, ты правильно все сделал. Просто система гнилая.
Моцарт выпил полбокала коньяку, подумал и пожал широкими плечами:
— Может, так даже и лучше. Я давно собирался в Европу перебираться, да все что-то держало. Перед тобой только неловко. Подставил я тебя, получается, — Моцарт посмотрел Роману в глаза.
Шилов усмехнулся:
— Ладно, я еще повоюю.
— Помощь нужна?
— Нет, спасибо. Меня и так уже в твои шестерки записали.
— Уроды! Слушай, полетели со мной? Я тебе это от души говорю. Неужели тебя эта ментовка тут держит? Все равно эти козлы тебя так или иначе сожрут.
— Или я их.
— Мне один профессор говорил, что наша жизнь состоит из пищевых цепочек. Ты кого-нибудь ешь, тебя кто-нибудь ест. Грустно!
— Ты этого профессора съел?
— Нет.
— Значит, жизнь состоит из чего-то еще.
— Хм… — Моцарт оценивающе взглянул на пустой бокал. Подумал, не взять ли еще. Не взял. Поднял голову: — Хороший ты мужик, Шилов. Я за тебя свечку поставлю. Когда прилечу.
— Когда это будет?
— Утром, часов в девять по Москве.
— Вот и отлично. А до этого времени я как-нибудь проживу.
— Ну, давай. — Моцарт тяжело поднялся, пожал Шилову руку и направился к выходу из бистро.
Глядя в зеркало над стойкой, Шилов видел удаляющегося Дробышева.
Вспомнил «антиоборотневскую сигнализацию» Джексона — Василевского, усмехнулся. Допил свой коньяк.
И не знал, что видит Моцарта в последний раз.
Через несколько часов Дробышеву предстояло погибнуть, попав в засаду по дороге в аэропорт.
