Кожурина вспомнила, что у него мать, действительно, тяжело больна. И серьезные проблемы с женой — об этом знала вся женская половина следственной части прокуратуры.
Немного поколебавшись, она предложила:
— Я могла бы перенести допрос.
— Зачем? — махнул рукой Стас. — Делайте свое дело.
Коротко постучав, в кабинет заглянул еще один опер из УСБ. Мокрая от дождя куртка свидетельствовала, что он только что откуда-то приехал.
— Вы уже здесь?
— Спешили, Татьяна Николаевна.
— Санкция на обыск квартиры Соловьева в канцелярии. Если нет ключей, ломайте дверь в присутствии представителей ЖЭКа.
Опер вышел, из коридора донеслись голоса и удаляющиеся шаги.
Болезненно морщась, Стас приложил руку к животу и тяжело, с надрывом прокашлялся.
— Что случилось, Станислав Александрович?
— Тошнит. Наверное, слегка контузило при взрыве. Можно, я выйду?
— Пожалуйста. Может быть, врача?
— Нет, не надо.
Держась за живот и сжав зубы, Скрябин вышел. Его конвоиры, сидевшие на скамье в коридоре, насторожились, но, увидев, что он двинулся не к лестнице, а в тупиковый конец коридора, из которого убежать невозможно, расслабились, и даже сострили что-то по поводу его бледного вида.
Зайдя в туалетную комнату, Стас заперся, встал около раковины и включил воду на полный напор. Пока нажимал кнопки мобильника, смочил лицо.
Потянулись длинные гудки.
Скрябин представил, как в квартире Сереги Шилов смотрит на телефон и не решается ответить. Он думает, что это звонит какая-нибудь девушка Соловьева. Или бывшая жена.
Черт, ну почему они не предусмотрели никакого канала экстренной связи? Профессионалы, блин… Ошибка за ошибкой! И одну ошибку уже пришлось оплатить ценой жизни.
— Ну, отвечай же, пожалуйста!
Гудок, еще гудок. Щелчок, и — тишина.
Шилов снял трубку и, затаив дыхание, слушал.
— Уходи, быстро! Минут через пять у тебя будут убоповцы. Серегу убили. Уходи!
Стас почувствовал, как Шилов вздрогнул, услышав страшную новость.
Вздрогнул, и бескровным голосом ответил:
— Я понял…
Скрябин выключил телефон. Наклонился, подставил лицо под струю воды. Прополоскал рот. Выпрямился, постоял с закрытыми глазами. От напряжения его и вправду стало подташнивать. Медленно закрутил воду, вышел. Его конвоиры сидели на той же скамейке. Под их насмешливыми взглядами Стас прошел к кабинету Кожуриной.
— Полегчало? — Спросили они.
— Да, спасибо.
Когда Стас зашел, Кожурина посмотрела на него с легким сочувствием, пробившимся сквозь маску профессиональной бесстрастности:
